Адвокат революции

Профессиональный и жизненный опыт подсказывали Жданову, что не стоит особо надеяться на справедливость судебной системы. В конце концов суды — всего лишь часть государственного аппарата, который, согласно марксистской теории, предназначен функционировать исключительно в интересах господствующего класса. Вон, к примеру, народоволец Александр Ульянов, старший брат нынешнего председателя Совнаркома, на основании слабых и крайне сомнительных доказательств был приговорен к повешению и казнен, невзирая на титанические усилия лучших защитников.

И напротив, в тех случаях, когда дело касалось верных приверженцев правящего режима, судебная система проявляла по отношению к ним исключительную снисходительность.

Коллега Владимира Анатольевича, знаменитый присяжный поверенный Владимир Беренштам, когда-то защищал на процессе революционера Баумана и добился освобождения своего подзащитного из-под стражи. Большевик-агитатор Николай Бауман, председатель Московского городского комитета РСДРП(б), который провел в крепостной одиночке почти полтора года, вышел на свободу, однако спустя всего несколько дней был убит.

«Восемнадцатого октября, во время демонстрации в Москве, — сообщалось в докладе министра юстиции Щегловитова, — во главе ее появился Бауман; выхватив из рук одного участника красный флаг, он сел в извозчичью пролетку и, держа флаг, быстро поехал в направлении Покровки. В это время крестьянин Михальчук Николай Федотович, Тамбовской губ., стоящий на тротуаре, замахнулся на него железной палкой, но последний успел соскочить с пролетки и бросился бежать. Михальчук настиг его посредине улицы и ударил по голове, а когда тот упал, ударил его еще несколько раз, раздробив ему череп. Бауман в тот же день скончался. Михальчук тут же явился в полицейский участок…»

На суде Михальчук открыто заявил, что лишил жизни Баумана из ненависти ко всем, кто ходит с красными флагами, и он намерен таких людей и в дальнейшем убивать. Михальчук показал также, что он потребовал у Баумана убрать флаг, а тот в ответ выстрелил в него из револьвера, и тогда Михальчук ударил Баумана.

Двадцать второго октября газеты сообщили, что толпа верноподданных манифестантов осадила окружной суд и потребовала у прокурора Судебной палаты отпустить Михальчука. Прокурор согласился и отдал распоряжение о немедленном освобождении арестованного. Манифестанты отправились в тюрьму и торжественно вывели оттуда убийцу, устроив ему овацию.

В конце концов Михальчук все-таки был приговорен Окружным судом «за убийство в состоянии раздражения» и — по совокупности — за кражу какого-то самовара на один год и шесть месяцев исправительного арестантского отделения…

В общем, отношения между судебной властью и адвокатурой в Российской империи никак нельзя было назвать безоблачными. И без того напряженные, они ухудшились еще больше после событий девятьсот пятого года — в основном из-за активной позиции присяжных поверенных в известных политических процессах. Главным и едва ли не единственным оружием в руках самодержавия против нарастающей революционной активности населения было уголовное преследование, а независимые адвокаты ему противодействовали. В качестве ответной меры царское правительство всячески препятствовало формированию и развитию объединений присяжных поверенных. Полиция довольно часто не разрешала им проводить общие собрания, а в Санкт-Петербурге за год до начала Великой войны городской прокурор даже опубликовал распоряжение о том, что на таких собраниях разрешено только обсуждать годовой отчет совета и выбирать его новый состав. А однажды все до одного члены Иркутского совета присяжных поверенных оказались под арестом, а функции этого органа были возложены… на окружной суд!

В общем, каких-то особенных оснований для оптимизма по поводу справедливого приговора у Жданова не было. Успокаивала Владимира Анатольевича, пожалуй, только спасительная уверенность в том, что его подзащитного в любом случае не расстреляют — смертная казнь в революционной России была отменена II Съездом Советов.

— Сколько времени? — прервал размышления Жданова гость.

— Половина второго.

— Ого, засиделись! — Павел Щеголев чуть раздвинул полотнища занавески и посмотрел за окно. — Да, рассвет уже скоро.

— Давай-ка укладываться! А то утром мне раньше из дома приходится выходить. Извозчиков-то в Москве теперь нет, лошади все большевиками отмобилизованы. Вот и шагаю пешком до Кремля…