Адвокат шайтана. сборник новелл

Семиречный зашёл в свой кабинет. Казалось, что запах табачного дыма был здесь особой атмосферой. Усевшись в кресло, Семиречный по селекторной связи начал проверять, на месте ли его сотрудники.

— Да, Петрович, привет, — первым откликнулся Павел Моленок.

— Рубанов на месте? — спросил Семиречный.

— Нет его, — выдержав паузу, ответил Павел.

Понятно, последняя надежда избежать скандала с прокуратурой исчезла. Вчера следователь Рубанов ещё в обед уехал в ИВС к задержанному Сичихину предъявлять обвинение. Сразу после этого Рубанов должен был ехать к прокурору для получения санкции на арест Сичихина. Но, как сообщили из ИВС, вчера вечером Рубанов приехал туда пьяный с родственниками Сичихина, никакого постановления об аресте не привёз, дал распоряжение освободить Сичихина и вместе с ним уехал в неизвестном направлении.

— Беспокоящий огонь по всем телефонам! — скомандовал Семиречный.

— А что толку? Его жена звонила минуту назад, тоже ищет, — недовольно ответил Моленок. — Бесполезно искать. Сам найдётся.

Семиречному показалось, что на том конце селекторной связи сидел маленький Павлик — упрямый и обидчивый, результат педагогической запущенности. На указания взрослых болезненно и злобно реагирующий.

Не зная, что предпринять по этому вопросу, Семиречный решил не отвлекаться и позвонил другому следователю — Гольянову Сергею:

— Пасюк у тебя?

— Да, сейчас позову, — по голосу Гольянова было понятно, что он недавно проснулся. Гольянов часто ночевал в кабинете.

— Не надо, пусть ко мне зайдёт, — Семиречный отключился от внутренней связи.

Зайдя в кабинет к Семиречному, Пасюк тихо поздоровался, сел за стол и широко зевнул. Густой выхлоп перегара достиг сферы обоняния Семиречного. К чувству неприязни, которое Семиречный давно испытывал к самому тупому сотруднику отдела, добавилось физиологическое отвращение.

— Сегодня какое число? — спросил Семиречный.

— Двадцать седьмое, — не понимая издёвки в вопросе, ответил Пасюк.

— А месяц?! — срываясь на истерику, закричал Семиречный.

Пасюк понял, что его будут сейчас ругать. В таких случаях он старался держаться внешне спокойно, с видом умного подчинённого, несправедливо попавшего в опалу начальства. Пасюк выпрямился на стуле и взглянул на Семиречного с явной попыткой придать своему лицу серьёзное выражение. Мешковидные припухлости под глазами на несколько секунд сделали Пасюка похожим на студента философского факультета.

— Чего уставился? — голос Семиречного, как обычно в минуты приступа злобы, менялся и походил на грубый женский. — Дело по сто восьмой ты когда собираешься заканчивать?

— Какое дело? — спокойно спросил Пасюк.

— Дело Соколова, старуху с коробкой который… — начал уточнять Семиречный.

— У меня его нет, — растерянно сказал Пасюк

— А где дело? — запинаясь, спросил Семиречный.

— У Сербского.

— У какого Сербского, придурок?!

— Ну в смысле, на экспертизе, — поправил сам себя Пасюк. — Жду, когда закончат.

— Я ещё до отпуска звонил в психушку, экспертиза была уже готова! — вне себя от ярости закричал Семиречный. — И ты до сих пор не забрал? Перо в задницу и с гусиным криком туда!

— Ладно, сейчас поеду, — Пасюк неторопливо встал из-за стола и направился к выходу.

— Слышь, ты только ксиву свою не забудь, а то ещё перепутают с пациентом психушки! Оставят у себя и не выпустят! — орал ему в след Семиречный. — Ты же дебил конченый! С таким диагнозом даже в ментуре работать нельзя!

Как только скрипнула дверь, Лев Борисович сосредоточенно уткнулся в кипы бумаг, не очень аккуратно разложенных на столе. Успев принять сгорбленный вид, он ожидал, не поднимая головы, когда кто-то заглянет к нему в кабинет. Наконец, дверь наполовину медленно приоткрылась, и в проёме показалась голова Ольги Николаевны.

— Ой, Лев Борисович, — изобразив удивление, произнесла длинноволосая блондинка сорокалетнего возраста. Её худая и невысокая фигурка остановилась на пороге. — Вы все ещё на работе? А я иду по коридору, вижу, свет горит, думаю, забыли выключить. Решила заглянуть.

В первые минуты общения с Ольгой Николаевной у любого собеседника её маленькое вытянутое треугольное лицо с тонкими складками морщин и колючими глазками вызывало здоровое чувство отторжения, надолго остававшегося в памяти осадком неприязни. В белом халате она была похожа на лабораторную крысу.

— Да, Оленька, — оторвавшись от бумаг, как можно ласковее сказал Лев Борисович. Взглянув на неё поверх очков, низко сидевших на его каплевидном носу, он приветливо улыбнулся. — Работы много, сроки поджимают, а ещё по девяти экспертизам исследования даже не начинались. Зависли на стадии наблюдения. Так что приходится задерживаться.

Ольга Николаевна стояла у выхода и сочувственно кивала головой. Понимая, что своим любопытством не нарочно отвлекла профессора от большой и важной работы, она уже хотела вежливо попрощаться и уйти, но её почти наследственная болтливоохотливость в который раз одержала победу.

— Наблюдение за больными — тоже часть исследования их состояния, — нерешительно сказала она.

— Вы очень методичны, — не скрывая сарказма, Лев Борисович похвалил медсестру.