Адвокат шайтана

"А что у меня? Кроме лекций, семинаров, библиотеки и вечерней скуки рядом с настольной лампой, ничего".

Раздался звонок. Каганов продолжал оставаться в "судейском кресле". В задумчивости, отстранённым взглядом он смотрел на своих одногруппников, проходивших мимо него к дверям аудитории, как пассажиры автобуса, достигшего конечного пункта назначения. Задумавшийся пассажир не спешил к выходу. "А стоило ли сюда ехать?" — разочарованно думал он. А может быть, его заторможенность была вызвана другими причинами? Например, вопросом о счастливых днях в своей жизни. Были? А сколько, и какой самый? Задумался и оказался перед образом своей возлюбленной…

В одном провинциальном городе, расположенном за седыми скалами Уральских гор, окружённом густыми лесами синей тайги, стоял светоч культуры — университет.

Каждое буднее утро, приехав с разных концов города, шумной гурьбой, влюблёнными парами или в одиночку, проходя мимо триумфальных колонн тополиной аллеи, шли студенты к зданию своей alma mater. Этот поток юных, живущих верой в завтрашнее счастье людей медленно и неизменно плыл через годы и десятилетия. Менялись только лица и времена года. На смену тем, кто навсегда покидал обитель своей юности, чтобы осесть в бесчисленных городах бескрайней Советской Империи, приходили другие, ещё не знавшие, что через несколько лет они тоже увезут с собой в новую жизнь вместе с плодами учёности и лёгкую грусть о том, что в прожитом останутся близкие, почти родные, лица друзей и подруг.

Дымка тумана прозрачной белизной расплывалась над осенней листвой, окутывая снизу стволы дерев университетского сквера. Правое крыло здания, где располагался факультет романо-германской филологии, тонуло в готических призраках. Вместе с утренней прохладой и сыростью оттуда веяло средневековым романтизмом, рыцарскими балладами и сказками добрых фей. Едва уловимо из глубины веков доносились Песнь о Нибелунгах и весёлый хохот милых пастушек, соблазнивших безымянных авторов пасторалей.

Если бы в то утро читатель шёл в потоке студентов к входу в университет и повернул голову влево, то он имел бы возможность разглядеть в одном из освещённых окон на втором этаже молодую преподавательницу кафедры английского языка — Людмилу Юрьевну Саенко. Случайный взгляд на этот мимолётный портрет красавицы в проёме окна вдохновил бы поэта на лирические, как волны морского прибоя перед закатом, рифмы, а скульптор, обнажив прекрасное, увековечил бы свои эстетические переживания в камне. Действительно, её красота, обаяние и волшебной мелодичности голос могли даже испугать человека, впервые встретившего её. Когда она легко своими каблучками стучала по коридору, у многих студентов, да и преподавателей из мужской половины стеснялась грудь и билось сердце. К тому же, женская красота должна быть увенчана ореолом таинственности, а прошлое прекрасной дамы должно быть почти неведомым. Поскольку работать на кафедре Людмила Юрьевна начала недавно, о ней было мало что известно. Говорили, что её детство прошло в Восточной Германии, где служил её отец военным хирургом, что закончила она Киевский университет, была замужем, но недолго, а после развода переехала жить к родителям, которым дали квартиру в этом городе после увольнения в запас её военного папы. Из достоверного это всё. Вы, читатель, всё ещё стоите у окна? Нет-нет, я Вас больше не задерживаю. Через несколько минут Людмила Юрьевна, взяв несколько тетрадок с собой, выйдет из кабинета кафедры, направившись на семинар по английскому языку в 402-й группе юридического факультета.

Ираида Львовна Бронштейн и Софья Моисеевна Дарданельская, коллеги Людмилы Юрьевны, остались в кабинете вдвоём. Не спеша, они допивали свой утренний чай. Обе они были пожилого возраста, начали преподавать в университете с незапамятных времён и приходили на работу к девяти утра, даже когда у них не было занятий. Как и все представители потомственной русской интеллигенции, они были исступлёнными поклонницами непризнанных поэтов и писателей, тонко ценили декадентское искусство, а в своих личных неудачах винили политическую систему страны.

Ираиду Львовну студенты боялись и не любили. Она была излишне придирчивой, грубой и постоянно чем-то недовольной. Софья Моисеевна, напротив, казалась женщиной великодушной и отзывчивой, была легка и приятна в общении. Несмотря на столь контрастные различия характеров этих двух особ, их дружба оставалась неуничтожимой. Никто не мог понять тайну такого парадоксального единства. Странно, что же их связывало? Корни этой связи, видимо, слишком глубоко уходили в историю, в древнюю библейскую почву. О чём же беседовали две неразлучные престарелые подружки?

Денис Фесков оказался невольным слушателем этой беседы. Его послал на кафедру староста группы за методическими пособиями. На своём пути Денис встретил Людмилу Юрьевну и сбивчиво, будто оправдываясь в чём-то, объяснил, куда он идёт.

— Да-да, Денис, попросите кого-нибудь на кафедре найти их, — на ходу сказала Людмила Юрьевна.