Адвокат шайтана

— Именно так, только что видела старуху, живого места на ней нет, — охотно и скороговоркой начала говорить женщина глубокого пенсионного возраста. Ей явно некуда было спешить. Она быстро вертела головой в поисках слушателя. — Только вот не видела, сама бросилась бабка или нечаянно упала, а может, толкнул кто.

— Не надо выдумывать, женщина, — вмешался в разговор полноватый мужчина лет пятидесяти. — Никто под поезд не падал. — Он говорил спокойно и уверенно, тёмно-коричневый старый портфель приумножал его солидность минимум вдвое. — Я сам видел, как один парень напал на неё, пытался ограбить, милиция подоспела вовремя, грабителя задержали, но он сопротивлялся, как чёрт. Еле с ним справились…

— Так это грабитель был? — перебила его молодая, но деловитого вида женщина в роговых очках. Её дамская сумочка, висевшая на запястье, тут же переместилась под мышку левой руки и была крепко зажата. — Надо же, а я стою и вижу, как милиция избивает парня, думаю, фашизм настоящий, жалела его. Так и надо! Средь бела дня уже не стесняются. Стрелять их надо!

Несмотря на то, что разговор рядом стоящих людей Элла слышала хорошо, она не понимала, что же произошло в действительности с молодым человеком, с которым она ехала в одном вагоне метро. На него она обратила внимание, когда этот парень задумчиво и как-то растерянно посмотрел в её глаза. Но за годы обладания статусом красавицы она привыкла к разным проявлениям молчаливого восторга в свой адрес. В конце концов, мужское вожделение к женщине — штучка весьма интимная, каждый хочет и стесняется по-своему. Ничего особенного в его поведении, кроме странного и пристального взгляда на картонную коробку старушки, ехавшей в том же вагоне, она не заметила.

Да, кстати. А что могло произойти со старушкой? Хотя на вид она была лет семидесяти, судя по тому, какую коробку везла с собой, она чувствовала себя завидно неплохо. Даже когда ей мужчина уступил место в вагоне, она бодро ответила отказом. Лишь после того, как мужчина пояснил причину своей вежливости и уважения к старости — он выходил на следующей остановке, — старушка согласилась сесть на его место. Правда, свою коробку ей пришлось оставить у дверей напротив выхода, чтобы не загородить проход пассажирам.

"А вот и коробка", — Элла посмотрела в сторону колонны, у подножия которой были разбросаны куски картона и обрывки верёвок. Содержимое коробки — старая фарфоровая посуда — вывалилось на пол. Вокруг коробки краснели многочисленные кровавые потёки, брызги и лужицы на мраморе колонны и перрона.

Элла недолго смотрела на всё это. Через минуту подошла электричка, вагоны распахнули двери, извергнув на перрон потоки пассажиров. Ничего не замечающие люди уносили на своих подошвах следы чьего-то несчастья. Ещё минута, и на перроне уже ничего не осталось. Лишь только кровавые брызги на сером мраморе колонны свидетельствовали о недавно происшедшей трагедии.

"Ну и денёк начался", — подумала про себя Элла, спускаясь по лестнице к перрону станции "Библиотека имени Ленина". Вдруг чувство знакомого, когда-то пережитого страха овладело ей. Что-то запоминающееся было во взгляде этого парня, что-то очень знакомое было в выражении его лица. Ей даже на секунду показалось, что она где-то видела его раньше…

Наконец, её сознание осветилось яркой вспышкой догадки. Да, теперь всё стало ясно. Она поняла, что же было странного и навсегда запоминающегося в этом взгляде. В нём было нечто общее с тем выражением глаз, когда на неё смотрел Юра во время прощания с ней в последний раз, перед его очередной командировкой в Чечню.

Несмотря на то, что "деловая Москва" середины девяностых уже вкусила сполна все прелести ночного образа жизни, которая кипела в супердорогих казино, клубах, ресторанах, саунах и массажных салонах, не у всех "новых русских" выработалась привычка просыпаться к обеду. Потому среди отечественных машин и обшарпанных иномарок на дорогах столицы с самого раннего утра появлялись дорогие лимузины, в которых спешили представители виртуального бизнеса в свои офисы и банки, на переговоры, "стрелки" и прочие деловые свидания.

Хотя из многомиллионной массы, ежедневно просыпавшейся единым и целым организмом и заполнявшей своим множеством все главные улицы мегаполиса, была всего лишь крошечная толика действительно занятых общественно полезным трудом людей, какая-то инерция заставляла и обычных горожан, и "хозяев жизни" проявлять бесполезную суету чуть ли не с рассвета.

Сотни тысяч машин выстраивались в километровые очереди, в которых медленно, урывками, переругиваясь, подрезая и сталкиваясь друг с другом, ехали мужчины, женщины, дети — к единой всеобщей цели. Не человеческая энергия созидания, а лишь исключительно животная необходимость — утолять голод и насыщаться — двигала каждую единицу этого авто-людского потока. Такова была и есть причина появления утренних пробок на дорогах Москвы.

— Ну куда ты прёшь, козёл! — заорал Александр Семиречный на "пятисотый мерс", настойчиво выезжавший со второстепенной дороги на главную. — Чтоб тебя взорвали твои компаньоны!