Адвокат. Судья. Вор

Катерина успешно закончила учебу в университете и легко получила красный диплом. Вернувшемуся в сентябре из Швейцарии Вадиму Петровичу она с гордостью показала красные «корочки», но на его горячие поздравления ответила трезво и с легкой иронией:

– Вадик, с тем же жаром ты можешь поздравить и самого себя. Без тебя, без твоего имени я вряд ли бы его получила, даже если бы зубрила в два раза больше. Так что – это наша общая заслуга, дорогой…

Вадим приехал из Швейцарии в состоянии радостного возбуждения, казалось, он даже помолодел на несколько лет. Ночью он рассказал жене на ухо, что сумел открыть в Цюрихе банковский номерной счет, пока не очень большой, но – начало положено, а остальное – дело наживное. У Вадима появилась возможность периодически вылетать в Швейцарию, и каждую поездку он использовал для того, чтобы прихватить с собой часть капиталов, скопленных в Союзе.

– Немного осталось, родная, – говорил он Катерине. – Совсем немного еще здесь покрутимся и рванем отсюда навсегда… И там уже сможем зажить как люди, детей родим, будем жить для себя и для них. И время как раз удачное, перестройка эта на нас работает – замутилось все, перепуталось, вот мы в этой мути и уйдем незаметно…

Катерина кивала и улыбалась, сдерживая боль, потому что, как только начинал Вадим говорить о предполагаемом отъезде, она видела маленькое сморщенное личико своего сына.

Но «немного», о котором говорил Вадим, затягивалось. Все шло не так гладко, как ожидалось в начале перестройки. Поднятая Горбачевым муть работала одновременно и на «систему», и против нее. С одной стороны, начавшееся кооперативное движение позволило легализовать многие операции «системы», с другой – появилось много новых людей, с жадностью бросившихся к кормушке, а, как известно, там, где слишком тесно становится от лихих людей, всегда возрастает риск.

За два последующих года Гончаров сильно изменился. Деньги, проходящие через него мощным мутным потоком, словно унесли с собой куда-то его сущность, его «я». Он даже внешне изменился – высох, резко поседел, а его глаза, когда-то тепло-карие, с затаенной доброй смешинкой, теперь почти постоянно горели нехорошей алчной чернотой. Катя видела и чувствовала все, что происходило с мужем, пыталась даже говорить с ним, плакала – но он не понимал, чего она от него хочет, и только раздражался.

– Для кого я это все делаю, для чего сердце рву, себя не жалею? Это же для тебя все! А ты меня же за это и… Ну да, я меньше стал внимания тебе уделять, но ведь мы уже на финише… Сейчас все силы надо в последний рывок вложить… Немножко ведь осталось… Совсем чуть-чуть…

Он как в воду глядел. Ему действительно оставалось совсем чуть-чуть до финиша…

Раскрутившееся с невиданным размахом в начале 1988 года «елисеевское дело» затягивало в свою воронку все новых и новых свидетелей и обвиняемых. Словно мор пошел по деловой Москве, каждую неделю Вадим рассказывал Катерине о новых арестах, странных «самоубийствах» и нелепых «несчастных случаях», уводивших из жизни серьезных людей, многие из которых были Кате хорошо знакомы. К ней пришло стойкое предчувствие беды, оно накрыло Катерину плотным черным крылом невидимого огромного ворона. И если раньше она старалась не слишком поддерживать разговоры о предстоящем отъезде на Запад, которые начинал Вадим, то теперь сама стала торопить мужа, а Вадим Петрович словно ничего не понимал и не чувствовал. Он лихорадочно «докручивал» одни операции и тут же начинал новые, как заведенный повторяя жене:

– Хорошо, хорошо… Скоро, совсем скоро поедем… Немного осталось. Еще чуть-чуть!

Катя заставила его очнуться только в начале сентября 1988 года, после того как стало известно об аресте того самого работника МИДа, на даче которого она впервые увидела Гургена.

Катя впервые в жизни закатила Вадиму настоящую истерику. Она рыдала, ломала руки, дрожала, словно в лихорадке, и повторяла, выкрикивала в лицо мужу, что ей уже ничего не надо, что ей страшно, и если она сойдет с ума от страха или что-нибудь с собой сделает, то уже никакие деньги ничего не исправят.

Ее слезы и отчаяние пробили невидимую кору, закрывавшую от нее Вадима Петровича последние два года. Он словно очнулся от морока, от колдовского наваждения и стал прежним. Гончаров стал спешно готовить документы к отъезду, успел даже сделать Кате синий служебный паспорт. Это было последнее, что он успел сделать. 14 сентября на Кутузовском проспекте неведомо откуда взявшийся грузовик превратил в кашу служебную «Волгу», в которой ехал Гончаров. Водитель грузовика с места происшествия сбежал, но через несколько часов его труп был идентифицирован милицией на одной из станций метро – свидетели показали, что он сам бросился под поезд.