Адвокат вольного города 8 (СИ)

— Лучшее шампанское у нас стоит сорок восемь рублей, а отобедали они где-то на шестнадцать, — тоном практичным и совершенно не сомневающемся в моей платежеспособности сказал официант.

— И десерт им подайте шикарный, всё же граф просит. Просите пересесть за другой столик. Вот Вам двести рублей, сдачу оставите себе на чай.

Официант с достоинством принял от меня деньги и сразу же развил бурную деятельность, в результате которой пара, довольная внезапно свалившейся халявой, переместилась на столик у окна, а наш столик был протёрт и украшен цветами.

— Распорядитесь, чтобы наш обед сервировали сюда, — обратился я к официанту.

— Как угодно, — склонился в почтительном поклоне он и остался ожидать дополнительный заказ.

— Коньячка, за встречу? — шустрый Хомяков присел за стол, супруга его раздражённо перетаптывалась.

Я тоже присел. В ногах правды нет.

— Не пью. Мне — минералку в бутылке и стакан.

— Здоровье не очень? — с панибратской иронией спросил Хомяков.

— Есть некоторые проблемы, но рассчитываю Вас пережить.

— Не очень-то вежливо, — язвительно сказала женщина, которая всё же решилась присесть.

Пройдясь глазами по залу, я нашёл представителя Грифа, который крутился с ним во время собрания. Кивком поздоровался, потом нашёл и поляков. Их было, по меньшей мере, восемь человек.

Переплетение страстей и политических интересов.

— Что Вы сказали? — переспросил я Хомякову, она оскорблённо вспыхнула, но всё же промолчала.

— Давайте к делу, граждане Хомяковы.

— Вы же адвокат, человек переговоров, мягкости и уговариваний? — наставительно сказала мне Хомякова.

— Чего? То, как я веду переговоры, вам не понравится, а слова «уговариваний» вообще нет. Кстати, если всё пойдёт не так, как я хочу, то про переговоры узнаете на практике.

— Вот только не надо нам угрожать, — с апломбом оскалился Хомяков. — Мы многочисленный и хорошо вооружённый клан, Вы себе не представляете, на что способны. Стрелки, маги, охотники, оружейники.

— И никаких юристов и генералов, что характерно, — поддел его я. — Численность клана почти четыреста человек, по меньшей мере, тридцать из них по каторгам. Министр Хомяков был единственным высоким чином, отсюда большой интерес к Кустовому. Только вы не учли, что он вас даже в таком статусе не прокормит.

— Ничего, мы умеем распределять ресурсы, вот и сейчас готовы предложить Вам в качестве отступного, чтобы Вы ушли, отказались…

— Ну, давайте, жгите.

Хомяков заёрзал на стуле.

— Мы готовы предложить вам один миллион рублей.

— Мне миллион, вам остальное?

— Да! — просиял Хомяков и дал отмашку официанту, чтобы тот налил ему коньяка.

Мне подали уже открытую бутылку минералки, да и сделал это не тот же официант.

— Запечатанную, пожалуйста, — я вернул бутылку.

На стол стали одну за другой ставить дорогие нарезки и закуски. Майор поймал мой взгляд и показал, мол, не взумайте пробовать, оно может быть отравлено, причём, даже если Хомяковы жрут — это не показатель, есть такие яды, от которых можно принять противоядие.

— Миллион у меня уже есть, даже больше, — неспешно пробормотал я так, чтобы мой оппонент меня услышал.

Тётка в очередной раз фыркнула.

— У нас, Марина, как там Вас по отчеству, очень неплохие врачи в госпитале. Вам по всему видать, надо нос подлечить. Что-то хроническое.

Тётка побагровела и задышала часто-часто.

— Мы Вам и предлагаем, Аркадий, оставить себе миллион и выйти из игры, а дальше мы сами, а не то…

— Что, твою мать, не то? — переспросил я. — Вы мне предлагаете не миллион сверху, а просто отдать вам особняк, акции по мелочи, недвижимость, и половину денег, а вы бы за это меня по плечу похлопали? Вас там, в полях под Харьковым продуло, нет? Вы попробовали местного картофельного самогона?

— Ну, всё! — пришла в себя тётка.

Глава 19

Обидушки

Возможно, это была ключевая фраза, а может и правда наступил тот самый «ну, всё!». Во всяком случае поляки встали одновременно и неотвратимо двинулись в нашу сторону единой стеной как тайфун.

— Вам не нравится такое наше предложение? — невинно спросил торжествующий Хомяков, надеясь на некий театральный эффект.

Его, то есть эффект, здорово смазал тот факт, что моя пока что не сильно-то обученная группа «Единороги», про которую поляки наверняка гадали «кто это такие?», действовала решительно и достаточно жёстко, как получившие конкретный приказ военные.

В результате первые два из вставших поляка тут же полегли, одному опер вмазал малозаметным движением в середину живота и тот просел, а на лице сначала отобразил гамму эмоций и затем вообще ушёл в себя.

А второму один из бывших военных ударил рукояткой выхваченного из кобуры скрытого ношения увесистого немецкого пистолета точно в нижнюю челюсть. От удара слишком шустрый поляк потерял сознание и зуб. Надо отметить, что этот самый зуб крайне зрелищно отправился в полёт в глубину замершего от развернувшегося перед ним шоу зала. Удар по лицу рукояткой пистолета был весьма и весьма заметен.