Адвокатская этика (СИ)

Пашка - мой лучший друг. Пусть мы и не так часто видимся, как хотелось бы, но другого такого друга у меня не было.

— Это важно...

— Андрюх, я понимаю, что важно. Оля - наша коллега, а мы своих не бросаем. Чувство солидарности ещё никто не отменял, тем более ты вёл её клиентку, вас это сблизило.

— Дело не в солидарности, Паш. Дело в другом.

Он нахмурился. Я поднял на друга глаза и сказал откровенно:

— Паш, я люблю её.

— Вот те на! - обалдел Данилов.

Он присвистнул, начал расхаживать по больничной палате, то и дело бросая на меня взгляд. Я

шокировал друга, ведь он, как никто, знал, что я когда-то недолюбливал Ольгу Ярцеву.

— Я так и знал, что это случится.

— О чём ты? - не понял я.

— Я о тебе и Оле. Химия между вами была сумасшедшая.

— Ты шутишь? - на полном серьёзе спросил я. - Мы конкурировали. Терпеть не могли друг друга.

Паша ухватился ладонями за спинку кровати и глумливо улыбнулся.

— Не лей мне в уши! Вы не конкурировали. Вы выделывались друг перед другом. На самом деле вы просто хотели друг друга трахнуть, и давно, но вели себя как павлин и пава: ты кичился распушить свой хвост, она — ущипнуть тебя своим клювиком, - ухмыльнулся он, будто бы вспомнил. - И только при тебе она вечно красила свой клювик красной помадой.

Что-то в других местах, где мы пересекались без тебя, я не видел на ней такой боевой раскраски.

— Спасибо, что не сравнил с петухом и курицей, орнитолог ты хренов! - выдал я саркастично.

Данилов выгнул бровь, всё ещё продолжая насмехаться надо мной. Но это продлилось недолго.

Обошёл кровать, сел возле неё и продолжил серьёзный разговор:

— Раз такое дело, давай поступим так. В СИЗО тебя к Ольге не пустят, но я могу передать ей записку от тебя. К сожалению, только так...

Я закусил губу. Записка - это уже много. Это уже возможность передать ей частичку себя. Я схватил привезённый Леной ежедневник, вырвал страницу и принялся выплёскивать на бумагу всё, что было у меня на душе.

40.

Ольга

— Постарайся сконцентрироваться, перескажи события того дня, не упуская ни одной детали, -

настаивал Паша.

После заседания меня оставили в СИЗО. Данилов сообщил, что во время расследования всплыли новые обстоятельства. Что за обстоятельства, о которых я ничего не знала? Нам с Павлом оставалось только догадываться.

— Паша, я всё тебе рассказала.

— Оль, я верю, но давай ещё раз?

Он не давил, просил спокойно, входил в моё положение. За это я была ему очень благодарна.

Медленно, вспоминая тот день по минутам, я начала пересказывать. На каждую мою фразу

Данилов кивал, сверяя сказанное с записями, которые делал ранее.

— ..а потом я забрала пистолет. Я не хотела стрелять, клянусь. Но у Антипова оказался нож. Он ранил Андрея, в кабинете находилась до смерти напуганная Надя. Что мне ещё оставалось?

Это был риторический вопрос, и Данилов это прекрасно понимал, поэтому оставил его без ответа.

— Он пошёл на меня, угрожал. Я видела на лезвии кровь Андрея... Паш, это... это очень страшно. У

меня не было времени, чтобы принять взвешенное решение. Я должна была его остановить. Да, я стреляла. Кричала и стреляла. Паша, я...

— Стоп! — тут же изменился в лице Данилов. - Что ты кричала?

Я неоднозначно повела плечами, но ответила:

— Что ненавижу его...

Данилов шумно выдохнул. Провёл рукой по лицу, а после молча поднялся со стула и начал ходить по комнате свиданий. Убрал руки в карманы, смотрел в стену. Думал. Или искал слова. Я не понимала.

— Оля, это плохо. Запись твоего звонка в полицию находится у следователя. Возможно, именно это и есть те самые обстоятельства.

— Паш, я понимаю, но...

— Нет, Оль, ты не понимаешь.

Он впился в меня встревоженным взглядом. Опять взял паузу. Опустил глаза в пол, шевелил челюстью, я уже начинала сходить с ума от этого молчания.

— Оль, это уже не состояние аффекта. Это уже совсем другая статья.

Он быстро вернулся за стол, пристально посмотрел мне в глаза.

— Это слишком неосторожное высказывание. Представь, к тебе на улице подходит человек, приставляет нож к горлу, он угрожает тебе. Ты не будешь кричать этому человеку: «Я тебя ненавижу». Оля, не будешь. Даже если в этот момент ты желаешь ему смерти. Такое высказывание - это личное. Это мотив.

— Паша, я не хотела его убивать!

— Я знаю. Просто так, встретив на улице, ты бы этого не сделала. Но суд расценит, что в момент нападения ты хотела это сделать.

— Паш! - почти воскликнула я.

Он выставил вперед ладонь, пытаясь меня усмирить.

— Я сейчас озвучиваю тебе аргументы, которые озвучат обвинитель и судья. Ты могла держать

Антипова на мушке, могла ранить его, а не стрелять на поражение. Да, ты не профессиональный стрелок и не знаешь, как правильно стрелять, чтобы ранить, а не убить. И да, я обязательно приведу этот аргумент в качестве защиты.

Потом он тяжело вздохнул и закончил:

— Но я всего лишь солирующая скрипка в этом оркестре. Дирижёром остаётся судья, и вот как он отреагирует на проявление эмоций у профессионального адвоката - неизвестно.