На самом деле «сенсация» про некий «сговор» Сталина с Гитлером (о том, чтобы «совместно напасть» на Англию) сегодня, спустя 70 лет, «важна» прежде всего для Запада в их вечной и безуспешной попытке пакостить России.
Ну и мало ли кто, как и с кем интригует? Важен результат. В итоге – Россия и Сталин всё равно молодцы, а они, как говорится, подлецы!
Сталин с ноября 1940 года по июнь 41-го «пудрил мозги» Гитлеру, не давая чёткого ответа; ставил заведомо неприемлемые для немцев условия вхождения СССР в «тройственный Союз». На словах мы вроде бы не против, а на деле просто заводили в тупик эти «переговоры», тянули время, как могли. Из воспоминаний переводчика Сталина В. Бережкова, изданных в США:
«Тогда, в Берлине, мы ничего не решили. После доклада Сталину началась подготовка документа о присоединении к пакту трёх. В нём были условия: отвод германских войск от наших границ, создание на побережье Чёрного моря (Болгария, Турция) советских военных баз, признание советских сфер влияния в Персидском заливе. Я работал Первым секретарем советского посольства в Берлине. Деканозов – наш посол – при встречах с Гитлером и Риббентропом напоминает им: советское правительство ждёт ответа на свои предложения. Нам каждый раз передают из немецкой канцелярии: Гитлер готовит важный ответ. Эти проволочки длились до начала войны. Сталин, конечно, ждал встречи с Гитлером, надеялся, что она приведёт к серьёзным переговорам. 21 июня 1941 года получили телеграмму от Сталина. Он опять предлагает встречу с Гитлером. Он понимает: война принесёт несчастье двум народам, и, чтобы избежать этого, нужно немедленно начать переговоры, выслушать германские претензии. Он был готов на большие уступки: транзит немецких войск через нашу территорию в Афганистан, Иран, передача части земель бывшей Польши.
Посол поручил мне дозвониться до ставки Гитлера и передать всё это. Но меня опередил телефонный звонок: нашего посла просили прибыть в резиденцию Риббентропа. Едем, настроение тревожное.
Риббентроп: „Фюрер решился на упредительную войну против СССР, наши войска уже перешли границу”. Деканозов: „Это преступление, за эту агрессию вы будете наказаны! Германия будет повержена!”
Это заявление шокировало министра. Он вёл себя как-то неуверенно. У меня сложилось впечатление, что перед встречей он (Риббентроп) основательно выпил. Наш посол, не пожав ему руки, направился к двери. Я – следом. Министр почти бежал за мной, пытаясь говорить мне в ухо: „Я пытался уговорить Гитлера не начинать войну, но он не захотел меня слушать!” Го же самое он говорил и на Нюрнбергском процессе, но это его не спасло. Это был единственный эпизод в истории мировой дипломатии, когда МИД заявлял о своём несогласии с решением главы государства…»