Адвокаты не попадают в рай

— Понятия не имею, — вглядываясь в страничку блокнота, ответила моя доверительница.

С сожалением отложив мобильник Мироевской и свои записи, я взяла со стола кольцо белого металла и принялась его рассматривать. Оно имело весьма своеобразный вид. В центре кольца располагался череп, с обеих сторон окружённый дубовыми листьями, а по бокам были высечены зиг-руны. Несомненно, я держала в руках одно из легендарных тотенкопфрингов, колец, утверждённых Гиммлером в апреле тысяча девятьсот тридцать четвёртого года, которые первоначально предназначались для награждения ветеранов СС. Впоследствии это ограничение было снято, кольцом мог быть награждён любой командир, прослуживший в СС три года и имевший безупречное досье. На практике им чаще награждались офицеры войск СС. За дисциплинарный проступок эсэсовец мог быть лишён кольца. Насколько я помнила из некогда прочитанной в Интернете статьи, чётких критериев для получения кольца не существовало, это был скорее подарок от рейхсфюрера СС. В наградном документе к кольцу говорилось, что мёртвая голова является напоминанием о том, что обладатель тотенкопфринга в любой момент должен быть готов отдать свою жизнь на благо общества. Руны, расположенные напротив мёртвой головы, — это символ процветания из немецкого прошлого, с которым бойцы возобновили связь через мировоззрение национал-социализма. Две зиг-руны символизируют название эсэсовского отряда. Свастика и хагалль-руна должны напоминать награждённому о непоколебимой вере в победу нацистского мировоззрения. Кольцо обвито листьями дуба, традиционного немецкого дерева. Такое кольцо нельзя купить, и по идее дарителя оно никогда не должно попасть в чужие руки. После выхода награждённого из СС или его смерти тотенкопфринг возвращается к рейхсфюреру СС.

Кроме того, кольцо имело мистический смысл. По замыслу Гиммлера, оно должно было на астральном уровне связывать своего владельца с эсэсовским замком Вевельсбург, куда поступали на хранение перстни умерших эсэсовцев как «символ незримого присутствия павших товарищей по оружию». Таким образом, кольцо было овеяно ореолом таинственности, элитарности и, несомненно, служило источником гордости для эсэсовцев. На его внутренней поверхности гравировалась аббревиатура S.lb. — «моему дорогому…», а далее шли фамилия владельца, дата вручения и факсимиле Гиммлера. В данном случае на том кольце, которое держала я, стояло имя Рудольфа Гесса. Тридцать первого марта тысяча девятьсот сорок пятого года Гиммлер приказал взорвать Вевельсбург, где хранилось более шестидесяти процентов всех колец. Они не обнаружены до сих пор. Конечно, то, что было у меня в руках, могло быть и подделкой. Но то, что муж Надежды Сергеевны служил в Шпандау и именно там проводил свои последние дни нацистский преступник Гесс, наводило на мысль, что это не простое совпадение. Что кольцо с мёртвой головой, скорее всего, настоящее.

Долгий звонок во входную дверь прервал мои размышления.

— Может, сестра вернулась? — с робкой надеждой в голосе проговорила моя клиентка, направляясь к двери.

* * *

Но на пороге квартиры оказалась вовсе не пропавшая старушка, а коротко стриженная разбитная девица, энергично жующая жвачку. Возле её ног были свалены пакеты из супермаркета, а по круглому румяному лицу блуждала заискивающая улыбка. Увидев, что дверь открыла не хозяйка квартиры, пришедшая сразу же перестала улыбаться и удивлённо спросила:

— А где Надежда Сергевна?

— Вы кто такая? — не слишком-то любезно осведомилась Кашевая, нервы которой явно были на пределе.

— Я из собеса, меня Катей зовут, — зачастила девица, подхватывая сумки и устремляясь в квартиру. — Я Надежде Сергевне продукты принесла. Ну, и прибраться тут надо бы. Она что, заболела?

В вопросе Кати прозвучало столько затаённой надежды, что моя клиентка впилась в лицо соцработницы настороженным взглядом.

— С чего это Надя должна заболеть? — недовольно и подозрительно спросила она, сканируя глазами круглое девичье лицо.

— Так она же совсем старенькая, — простодушно откликнулась Катя.

Одновременно она продолжала движение по коридору, и вставшая на её пути старушка была вынуждена отступить, иначе Катерина смела бы её с дороги. По-хозяйски проследовав на кухню, девица, не переставая болтать, принялась раскладывать продукты на полках холодильника.

— Я почему спросила… — тараторила она, заталкивая пакет молока в морозильник, а пельмени укладывая на верхнюю полку рядом с огурцами. — В последнее время Надежда Сергевна часто жаловалась на сердце, а с сердцем шутить нельзя. Уж я-то знаю, у моего сынишки больное сердце, мы с ним постоянно по больницам мотаемся.

— Я вам очень сочувствую, — сделала я попытку прервать монолог Катерины и задать ей пару вопросов по существу.

— А чего мне сочувствовать? — горько усмехнулась она, не давая себя перебить. — Кого я ещё могла родить от наркомана со стажем?

— Зачем же ты за наркомана замуж пошла? — опешила Любовь Сергеевна.