— Отвали от неё, — зашипел Кирилл, ощущая, как очередные иглы впиваются в кожу рук и головы, впрыскивая в кровь свой яд. Дурнота подкатила к горлу, и, не будь желудок пуст, его наверняка бы вывернуло наизнанку. Он увидел, как глаза Цири подозрительного заблестели, увидел, как задрожали её губы, упрямо и злобно стиснутые в тонкую полоску.
— Прости… — шепнула она одними лишь губами.
— Что-то есть в том, что невежественные и пустоголовые людишки называют слащавой любовью, — произнёс Вильгефорц, переводя взгляд с Цири на Кирилла. — Первая влюблённость всегда такая… наивная. Не испорченная пока еще реалиями нашей грязной жизни. Но знаете, что? — лицо чародея исказилось гримасой отвращения. — Никакой любви нет и никогда не было. Влечение и ваши юношеские желания — это лишь примитивные и животные гормоны. Да и обыденная привязанность — всего лишь никчемная эмоциональная зависимость. Но знаете, что выжигает в нас весь этот мусор и ненужный багаж? Боль. Именно она лепит из человека нечто новое, — чародей придвинул к себе экран и мегаскоп. В руке его сверкнула сталь хирургического скальпеля. — И сейчас мы увидим, что слепит из тебя она.
— Не смотри… Отвернись… — прохрипел Кирилл, столкнувшись взглядом с глазами Цири, переполненными слезами, прежде, чем тугой кляп заглушил внятную речь, а через мгновение боль скрутила его тело пополам, заставив взвыть и конвульсивно дёрнуться в стальном кресле.
Оглушающая боль разлилась по венам. Кровь застучала в висках, отбивая барабанный бой. Холод медленно растёкся под кожей, поднимаясь от кончиков пальцев на судорожно сжатых в кулаки ладонях. Он заорал. Вжался головой в сдерживающие тиски стального механизма, вперившись ненавистным взглядом в изуродованное лицо чародея. Цири уже не кричала. Она выла загнанным волком и яростно дёргалась в стальной хватке двух стражников, прижимающих её к напротив стоящему стальному креслу, пока аколит пытался перехватить её руки удерживающими креплениями.
— Не сопротивляйся, — успокаивающе прошептал Вильгефорц, наклоняясь к искаженному судорогой боли лицу Кирилла. — Позволь мне заглянуть в твою память, в твоё прошлое. Я всего лишь хочу понять, кто ты такой. Разве стоит это всё твоей боли? Обещаю, что всё это закончится, как только я получу нужные мне ответы.
Кирилл ощутил, как заскрежетали стиснутые от боли зубы. Словно сквозь плотно закрытую дверь до него донёсся чей-то воющий крик, и затухающим сознанием он понадеялся, что кричал не он сам или Цири. На экране мелькнули расплывчатые образы, быстро сменяющие друг друга.
— Глупый мальчишка! — чародей яростно метнулся к Кириллу. — Мне не нужна Цирилла! Она уже здесь, со мной! Покажи мне свои воспоминания! — а затем добавил чуть мягче: — Ты ведь понимаешь, что подобную боль я могу причинить и ей?
Кирилл зашёлся хриплым смехом, и на мгновение чародей непонимающе вскинул бровь, опасаясь, что пленник перед ним тронулся рассудком. Юноша дёрнулся, сдерживающие повязки на руках затрещали. Он что-то неразборчиво сказал сквозь кляп и снова зашёлся хриплым, лающим смехом. Когда очередная порция боли затмила разум, он лишь сильнее впился зубами в ненавистный кляп, но грудь всё еще сотрясалась спазмами удушающего смеха.
— Думаешь, что я в самом деле не причиню ей вреда? — зашипел чародей, и скальпель в его руке замер в опасной близости от горла Кирилла. — Наивно полагаешь, что для моего плана нужна Цири без синяков и ссадин? Я знаю множество способов причинить боль, не калеча при этом внутренние органы или же внешнюю, никчемную оболочку. Эй-эй, не смей отключаться. Не смей… Да что ж ты будешь делать…
Вильгефорц сокрушенно покачал головой, бросив взгляд на Цири, которую тщетно пытались усадить на стальное кресло. Её крики о помощи эхом отражались от стен, звенящей вибрацией оседая среди стеклянных колб и склянок с растворами.
— А я ведь просил по-хорошему, — чародей заскрежетал зубами. — Вколите ей успокоительное и подготовьте всё для операции, — обратился он к появившимся в дверях ассистентам. — А вы, — стражники замерли, — прочь из лаборатории, когда девчонка будет не в состоянии выбить вам все зубы. Я ещё не закончил с мальчишкой.
***
Холодное и осязаемое ничто. Тьма, опутавшая его с головы до ног, клубилась вокруг, мрачными тенями скользя по коже. Он протянул руку, словно пытаясь попробовать её на ощупь. Сгусток, сотканный из мрака, скользнул по руке, оставляя на ней заиндевевшую дорожку холода.
— Ты должен очнуться, — голос-шелест раздался одновременно повсюду и нигде. — Должен справиться с болью. Не позволяй ей завладеть твоим разумом.