Аэлита. Новая волна /002: Фантастические повести и рассказы

— Это Маруак. Помощничек. Видишь, когти какие? Как ножи! Ну, все. Жила есть. Туда пошла, — Мак показал на скелет погрузочной эстакады. — Но еще не в полную силу. А ты… — он смерил меня взглядом с головы до ног, — ты здешний? Живешь тут?

— В некотором роде.

— Ты же ничего, если мы у тебя тут полетаем?

— Полетаете?

— Ну да. Я летун, а ты не слышал, что ли?

Я покачал головой. Мак открыл было рот, но тут над нами крякнул давно мертвый мотор.

— Что это? Там еще кто?

— Никого нет. Просто… место очень старое.

— Привидения? — Мак насмешливо скривил рот.

— Ну… а ты что, боишься?

Мак пожал голым плечом.

— Не очень-то… Оберег у меня есть, потому что ночью иногда летает всякое… присосется, потом поминай как звали… а ты сам?

— Я мертвых не боюсь, — честно отвечал я. — Не бойся покойника, бойся живого, знаешь?

— Зна-аю, — Мак ухмыльнулся. — И летунов не боишься?

— Ночных? Ничего, ко мне не присосутся.

— Да уж, к тебе присосешься. — Мак нагнулся, пошарил в траве. — Маруак, киса, ты где? Ты, брат, далеко не уходи… — Он выпрямился, отряхнул ладони о штаны. — Не присосешься к тебе, говорю, вон ты как вырядился… Куртка — летом! И очки. Ты в них хоть видишь что?

— Что надо — вижу.

— Я бы и шагу не сделал. А каску зачем нацепил?

— Так положено. Я же Техник.

— Техник… Так что, Техник, ты пройти нам разрешишь?

— Провожу. Там колодцы открытые попадаются.

— И проводи. Даже лучше будет. Маруак, чертяка, ногу не дери мне.

Мак снова нагнулся, подхватил кота в охапку и зашагал к эстакаде. По пути громко объяснял:

— Жила редко выходит. Искать надо, следить. И выходит всегда на возвышенном месте. Тонкая, с пятачок… Но это хорошо, чем тоньше, тем толчок сильнее… Главное — время не упустить. И не бояться. Вот из тебя бы, между прочим, хороший летун получился: в таком месте один живешь, а страха у тебя нет.

— Я же сказал: не бойся мертвого, опасайся живого.

— Так о чем говорю — я же не мертвый. А вдруг я как раз такой Мак?

— Какой?

Он рассмеялся.

— Не, на самом деле меня бояться нечего. Я безобидный. Только я же летун, и у меня поэтому всегда нож с собой. Вот, смотри.

Лезвие слабо засветилось под луной — самоделка из тонкой стальной полосы.

— Вот… так что и живых я не очень боюсь.

Он сунул нож в чехол, перехватил кота поудобнее.

— Ну, и говорю: у тебя должно получиться. Попробуешь? А то выходит — я полечу, а ты один тут…

Мы были уже у подножия эстакады. Мак прислонил ухо к ржавой опоре:

— Иде-ет, идет, сладкая моя… Ну, вот. В этом деле главное — понимаешь — живой крови надо выпить. Обязательно. Без этого не взлетишь. Маруак, киса, полезай в мешок. Не хватало, чтобы ты еще сбежал… Так как, Техник, не боишься меня живого? Полезешь? Попробуешь?

— Полезу.

— Правильно. Маруак зверка маленькая, но на двоих его хватит. А я тебя научу, потом уже сам… дело хорошее…

Он лез первым, цепкий, быстрый. Я бы мог его обогнать, но ни к чему. Тише едешь — дальше будешь, а про дольше проживешь и говорить нечего.

На верхней площадке Мак остановился. Шагнул туда, сюда. Глаза его под луной оловянно блестели.

— Хорошо! Хорошо. А, вот она!

Выпрямился, будто в подошвы ударило током. Взял сумку, вынул за загривок кота. Маруак тихо говорил свое: «Ма-ару!», лапы у него обвисли. Мак держал зверя в левой руке, правой потянул из чехла нож.

— Черный кот лучше всего, — с присвистом, как сквозь судорогу, прошептал летун. — Курицу можно черную… но где ее сейчас взять, да и дура… а кот сам приходит…

Он глядел в сузившиеся глаза кота. Зверь не понимал смерти. Ему было просто неудобно висеть над пропастью, ему хотелось встать на лапы. Он выпускал когти и стонал: «Ма-ару-у!»

— Год он со мной был — жилу-то пока найдешь… хороший зверь, и жалко мне его, не часто же бывает, чтобы приблудился, так и время, время…

Не обрывая скороговорки, Мак вдруг выбросил руку с ножом и ударил меня в грудь.

Точно ударил, не наобум.

Нож пропорол куртку и упал на площадку. Мак его не удержал. Попробуй, удержи, когда руку обжигает ледяным холодом.

Ему бы отступить, отшатнуться — но, видимо, жила не пускала. Он еще верил в полет, да не сбылось: мою нелепую меховую перчатку прорвал изнутри отросток — крепче когтя, острее стали — и очень точно прошел между ребер.

Одно мгновение, и живой крови всего на один глоток. Ничего не возвращается, но приходит зима, в которой нет больше дней, а только холодный мокрый снег падает на лицо. И опять надвигается из снежной пелены Тихий Тепловоз, и я не успеваю…

Чтобы успеть — нужно крови больше, живой теплой крови, а они налетели разом: и Топ-Висельник, и Электрики в рваных комбинезонах, с вплавленными в кости золотыми цепями, и Прораб — с полным ртом цементной пыли, и Боб, который никогда не выходит встречать людей, потому что у него голова пробита гаечным ключом и глаз вытек… И Тихий Тепловоз со своей вечно пьяной бригадой, и Дети-Сиротки, и Любопытный Утопленник, которого, как всегда, толкали и теснили остальные духи. Все явились, и все впивались в того, кого я им добыл, и всем было мало.