— Да, я так и понял. Вы знаете, молодой человек, чем дальше мы едем, тем все более жестокие миры нам попадаются. Одно утешает — такое уже было. Потом, словно отдушина от ада, появлялись миры на вид весьма добрые. Правда, из окна экипажа это наверняка не проверишь.
— Так сошли бы, проверили.
Старик покачал головой.
— Не могу. Не мое.
Впереди храпели лошади, колымагу бросало из стороны в сторону на ухабах. За маленьким окошком виднелось покрытое снегом бескрайнее поле с полоской темного леса у горизонта. Где-то выли волки.
Наверное, я на самом деле сошел с ума, думал Антон, глядя на ползущий мимо пейзаж. Или это все сон, дикий кошмар тяжелораненого человека. Я не помню фронта, я помню только шеренги у вокзала и слезы матери… или это было не со мной, а с братом? А может, и брата никакого не было. И изменяется не только мир вокруг меня, но и я сам, моя жизнь и мои воспоминания?
Он вдруг вспомнил первый класс гимназии, отца — статского советника и походы к новомодному доктору, специализирующемуся на болезнях ума.
«У мальчика тяжелая форма раздвоения личности. Он считает, что у него есть брат. Он разговаривает с ним, советуется… Наверное, ему очень одиноко, Павел Николаевич…» Да, значит, брата у меня нет. Как не было месяц назад вокзала, солдат и эшелонов, уходящих на восток. На восток? Почему на восток? Пруссия на западе, а значит, и эшелоны шли на запад, а я лежу где-то под Вильно, в госпитале, а может, уже в земле. Пал смертью храбрых за бога, царя и отечество. Царя? Господи, какая чушь в голову лезет. Антон закрыл глаза.
Экипаж тряхнуло. Кони в последний раз дернулись и стали. Скрипнула дверь.
— Мирное поле, вашество! — хрипло крикнул ямщик. — Кому надо, выходьте. Опосля будет Княжеский Замок.
— Никому не надо, — проворчал профессор, блеснув пенсне. — Гони, Ванька!
— Погодите, — вскинулся Антон. — Мирное поле… Я хочу посмотреть.
— Я бы на вашем месте поостерегся, Антон Павлович, — сказал старый гувернер. — Ваш батенька этого бы не одобрили.
— Пусть барчук посмотрит, — буркнул профессор и отвернулся.
В низком дверном проеме Антон увидел искрящееся в лунном свете заснеженное поле, уходящую в лес тропинку и маленький бревенчатый домик вдали за темным ельником. Квадратное окошко уютно светилось мягким желтым светом. Дым из короткой трубы уходил столбом к звездному небу. Мирное поле… Наверное, именно сюда меня звали тогда, в прошлой жизни. Дом в глухой деревне. Или вовсе без деревни. Куда можно добраться только на санях, да и то — если знаешь дорогу. Может, здесь и есть то,
Антон шагнул на ступеньку.
— Антон Павлович, одумайтесь!
Он обернулся. Посмотрел на старика-гувернера, профессора, третьего попутчика, который спал всю дорогу, прислонившись к тюкам с пожитками.
— Вы знаете, господа… говоря по-новомодному, у меня раздвоение личности. Мне тяжело это объяснить, я многого не понимаю… но я чувствую, что мне лучше остаться здесь. Чтобы тот, другой, выбрал правильную дорогу. Не такую пустынную и безлюдную, как моя. Не такую зимнюю, что ли… Вы меня понимаете? Чтобы он не пожалел о своем выборе.
Старик некоторое время смотрел ему в глаза. Потом сказал:
— Да, ты, кажется, понял. Человеческая личность всегда двоится, когда оказывается на перекрестке. Главное — выбрать.
Антон медленно спустился на землю. Где-то опять завыли волки. На этот раз ближе. Кони всхрапнули.
— До свидания, господа.
— Прощайте, молодой человек.
Дверь захлопнулась, ямщик гикнул, хлестко ударив вожжами по лошадиным спинам.
Антон еще долго смотрел, как скрывается в лунной мгле черный дилижанс, тускло помаргивая прикрепленным сзади фонарем.
Волки взвыли еще ближе. Антон затравленно обернулся. Звери выли теперь не переставая, словно накатывая, приближаясь отовсюду, слева, справа, сзади, сверху… Он не сразу понял, что это воют не волки.
Два снаряда прилетело из-за леса, с германских позиций. Один разнес в щепки бревенчатый домик. Другой взорвался в пяти шагах от Антона, взметнув к звездам тучу снежной пыли.
Он открыл глаза.
— Как вы себя чувствуете? — офицер в полковничьих погонах и с синими знаками различия Кавалерийского дивизиона пристально вглядывался в его лицо.
— Хорошо…
— При вас были документы поручика Мелькевича. Это вы?
— Да.
Лицо полковника значительно подобрело.
— Я знал вашего отца, Антон Павлович. Слава богу, мы оказались рядом в момент обстрела. Поступаете в мое распоряжение. Потом оформим как полагается. Немец рядом, каждая сабля на счету, сами понимаете.
— Я не ранен?
Полковник махнул рукой.
— Ну что вы! Так, царапина. По голове полоснуло. Скоро заживет. В госпиталь — даже и думать не смейте!
— Да.
— Ну вот и замечательно. Собирайтесь. Скоро выступаем.
Двери лязгнули, закрываясь.
— Следующая остановка — «Улица Нестерова».
Антон поднялся.
— Мне пора. Даже не знаю, дед… Поговорил с тобой, и словно изменилось что-то. Веришь, когда садился в трамвай — даже не знал, что делать утром. Теперь вроде знаю.
Старик нахмурился.
— Вроде — это не то слово. Надо знать наверняка. Главное — это цель. Знаешь цель — всего добьешься.
Антон пожал плечами.