Аэлита. Новая волна: Фантастические повести и рассказы

Рева на заднем сидении стучал зубами, хлюпал носом в избытке чувств, но, когда мы прибыли на место (сожженец еще догорал), — сработал профессионально. Клацал затвором без дрожи и напоследок заснял оскаленного, злого Пастасу со словами: «Сойдет за оригинал…» Я не мог удержаться от улыбки. А он повесил камеру себе на шею, похлопал Пастасу по спине, потом себя по пузу.

— Все будет класс, ребятки! «Промо» не подведет! Кстати, что-то мой соседушка не то говорил. Как он сказал, Тарпан? Самсон какой-то… Такой марки даже нет.

— Ошибся, — отвечал я. — Не специалист, вот и ошибся.

Реве я дал денег — за съемку и на устройство, пока предприимчивый хозяин отстроит ночлежку заново. Пастаса уехал в морг вместе с трупом-головешкой. Я посмотрел на часы. Двадцать минут второго. Ехать назад, к горелому «Корневищу» — зачем? Декана — если это был он — там уже наверняка нет. В том, что он там был, я почти не сомневался. Неважно даже, что за штука Перо на самом деле… но вокруг него и те, и эти, и еще бог знает кто. И Декан Лелюк собственной персоной, даже не скрывается… хотя — чего бы ему скрываться? Кто его тут знает в лицо? Ох и работенка мне предстоит…

И я поехал в «Нопаль», на ходу набирая номер.

Катерина ждала меня на ступенях. Она ни о чем не стала спрашивать. Села снова сзади — повеяло ванилью и алкоголем. Я тоже рта не разевал. Добрались как раз вовремя — в «Ягуаре» уже гуляли вовсю. Катерина смотрела, крепилась, и все же:

— Ну тут и рожи… А певца я бы утопила в сортире…

— Вернемся?

— Прекрати, пожалуйста… Я буду развлекаться.

— Как угодно. Вот, сыграй в чет-нечет.

Я оставил Катерину возле кучки игроков. Постукивали обточенные океаном камешки, приторно пахло пряностями. Сам, не суетясь, прошел в конец зала. Там у портьеры сидел бородатый карлик. Я отодвинул занавес, заглянул внутрь: порядок, уже начали рассаживаться.

— Ставки принимаешь?

Карлик кивнул.

— Сотня. Запиши на Кватепаля.

— На какую маску?

— Что?

— Принимаем на маски, текутли.

— Черт. — Я оглянулся. Белое платье Катерины было там, где и десять минут назад. — Какого дьявола я буду ставить на маску? Где Квапаль? Он выступает сегодня?

— Я не знаю, текутли, — карлик отвечал смиренно-наглым тоном и пошевелил корявыми пальчиками на кучке фишек. — А только такие сегодня правила, и если не хотите, то и не ставьте. А что до имен господ бойцов, то я их не спрашиваю. Вот даже вы придете, хозяин даст вам маску — будут ставить на вас.

Я стоял, как последний идиот, с сотней в руках. Карлик поднялся и дернул за шнур.

— Поторопитесь, если будете…

— Н-на… синюю. Ладно.

— Ваша фишка.

Я сунул тяжелую квадратную бляху в карман и пошел за Катериной. До этого не замечал, что белых платьев — несколько и та, что я принял за Катерину, вовсе ею не была. Вот еще наказанье! Где же… А, вот! У самой сцены, покачиваясь в такт флейте и барабанам — уставилась на певца.

— Катерина… Пойдем.

— Куда?

— Увидишь сама. Ну — идем.

— А куда? Ты уезжаешь? Имей в виду… я останусь!

— Это здесь. Не упирайся… Как твой чет-нечет?

— Выиграла. Смотри, какая монета странная.

— Старая пятерка, но они еще в ходу. Можешь поставить.

— На него?

— Поставь на желтую маску. Твоя пятерка против моего стольника… хотел бы я все-таки выиграть.

Мы прошли за портьеру, сели в камышовые плетеные креслица. Катерина с удивлением смотрела на сцену.

— А что это?

— Парапокс. Вон перекладины, там они держатся, а дерутся ногами.

— Что-то я не понимаю…

— Увидишь — так сразу поймешь.

Народу был уже полный зал. Кое у кого в руках — тоже маски. Любители, их выпустят потом, поразмяться всласть. Сосед слева, через три места, обмахивался ножной перчаткой.

Карлик проковылял по площадке, и заскрипели под задницами плетеные сиденья. Катерина вытянула ноги поудобнее. Невидимые барабанщики ударили в свои долбленые причиндалы. Началось.

Первой парой вышли драться черная обезьяна и красный тукан. Подпрыгнули, устроились поудобнее — и пошли примеряться, пока только враскачку, на длину ноги. Обезьяна была как обезьяна — коренастая, коротконогая, прыгучая. Тукан повыше, голенастый. Помалу бойцы раззадоривались. Тукан неожиданно для противника выкрутился «солнцем» и обеими ногами ударил обезьяну в горло. «Тут ему и смерть пришла», — обезьяна рухнула с перекладины, хорошо еще, если позвонки целы… Его унесли, а тукан, между прочим, «уронил» еще двоих, прежде чем парапоко в маске белой свиньи прошел над ним головоломной мельницей — сволочной прием, где-то в этой свистопляске он на мгновение оказался на территории противника, но из-за бешеного темпа этого не видно — и прицельно врезал по пальцам. Сам, правда, тоже выпустил перекладину, рухнул, картинно приземлился на плечо и пошел кататься по площадке. Но тукану он, по всей видимости, раздавил пальцы на правой руке — тот не катался и не корчился, просто сидел, как мешок, под своим древком, вытянув по полу изувеченную ладонь. Катерина что-то воскликнула над плечом. Я обернулся:

— Ну, как тебе? Запрещенный прием! Но это для настоящих мужчин. Погоди, вот заказные отдерутся, тогда я тоже…

— Что? Ты с ума сошел! Они убьют тебя!