Аэлита (первая редакция)

– Ну и пусть кожу с меня дерут. Неправильно все на свете. Неправильная эта планета, будь она проклята! «Спаси, – говорят, – спаси нас…» Цепляются… «Нам – говорят, – хоть бы как-нибудь да пожить. Пожить!..» Что же я могу… Вот – кровь свою пролил. Задавили. Мстислав Сергеевич, ну ведь сукин же я сын, – не могу я этого видеть… Зубами мучителей разорву…

Он опять засопел и пошел к двери. Лось взял его за плечи, встряхнул, твердо взглянул в глаза:

– То, что произошло, – кошмар и бред. Идем. Может быть, мы пробьемся. Домой, на Землю.

Гусев мазнул кровь и грязь по лицу:

– Идем!

Они вышли из комнаты на кольцеобразную площадку, висящую над широким колодцем. Винтовая лесенка спиралью уходила вниз по внутреннему его краю. Тусклый свет зарева проникал сквозь стеклянную крышу в эту головокружительную глубину.

Лось и Гусев стали спускаться по узкой лесенке – там, внизу, было тихо. Но наверху все сильнее трещали выстрелы, скрипели, задевая о крышу, днища кораблей. Видимо, началась атака на последнее прибежище Сынов Неба.

Лось и Гусев бежали по бесконечным спиралям. Свет тускнел. И вот они различили внизу маленькую фигурку. Она едва ползла навстречу. Остановилась, слабо крикнула:

– Они сейчас ворвутся. Спешите. Внизу – ход в лабиринт.

Это был Гор, раненый в голову. Облизывая губы, он сказал:

– Идите большими тоннелями. Следите за знаками на стенах. Прощайте. Если вернетесь на Землю, расскажите о нас. Быть может, вы на Земле будете счастливы. А нам – ледяные пустыни, смерть, тоска… Ах, мы упустили час… Нужно было свирепо и властно, властно и милосердно любить жизнь…

Внизу послышался шум. Гусев побежал вниз. Лось хотел было увлечь за собой Гора, но марсианин стиснул зубы, вцепился в перила:

– Идите. Я хочу умереть.

Лось догнал Гусева. Они миновали последнюю кольцеобразную площадку. От нее лесенка круто опускалась на дно колодца. Здесь они увидели большую каменную плиту с ввернутым кольцом, с трудом приподняли ее – из темного отверстия подул сухой ветер.

Гусев соскользнул вниз первым. Лось, задвигая за собой плиту, увидел, как на кольцеобразной площадке появились едва различаемые в красном сумраке фигуры солдат. Они побежали вверх по винтовой лестнице. Гор протянул им руки и упал под ударами.

Лабиринт царицы Магр

Лось и Гусев, протянув руки, осторожно двигались в затхлой и душной темноте.

– Заворачиваем.

– Узко?

– Широко, руки не достают.

– Опять какие-то колонны.

Не менее трех часов прошло с тех пор, когда они спустились в лабиринт. Спички были израсходованы. Фонарик Гусев обронил еще во время драки. Они двигались в непроглядной немой тьме.

Тоннели бесконечно разветвлялись, скрещивались, уходили в глубину. Слышался иногда четкий, однообразный шум падающих капель. Расширенные глаза различали неясные, сероватые очертания, но эти зыбкие пятна были лишь галлюцинациями темноты.

– Стой.

– Что?

– Дна нет.

Они стали прислушиваться. В лицо им тянул слабый сухой ветерок. Издалека, словно из глубины, доносились какие-то вздохи – вдыхание и выдыхание. Неясной тревогой они чувствовали, что перед ними – пустая глубина. Гусев пошарил под ногами камень и бросил его в темноту. Спустя много секунд донесся слабый звук падения.

– Провал.

– А что это дышит?

– Не знаю.

Они повернули и встретили стену. Шарили направо, налево – ладони скользили по обсыпающимся трещинам, по выступам сводов. Край невидимой пропасти был совсем близко от стены – то справа, то слева, то опять справа. Они поняли, что закружились и не найти прохода, по которому вышли на этот узкий карниз.

Они прислонились рядом, плечо к плечу, к шершавой стене. Стояли, слушая усыпительные вздохи из глубины.

– Конец, Алексей Иванович?

– Да, Мстислав Сергеевич, видимо – конец.

После молчания Лось спросил странным голосом, негромко:

– Сейчас – ничего не видите?

– Нет.

– Налево, далеко.

– Нет, нет.

Лось прошептал что-то про себя, переступил с ноги на ногу.

– Все потому, что уперлись лбом в смерть, – сказал он, – ни уйти от нее, ни понять ее, ни преодолеть.

– Вы про кого это?

– Про них. Да и про нас.

Гусев тоже переступил, вздохнул.

– Вон она, слышите, дышит.

– Кто – смерть?