Читаем Аэродром 'Веселый' полностью

<p>Дроздов Владимир</p><p>Аэродром 'Веселый'</p>

Владимир Дроздов

АЭРОДРОМ ВЕСЕЛЫЙ

авт.сб. "Над Миусом"

В начале июля сорок третьего позвонили из штаба дивизии:

- Капитана Леднева к генералу!

Митя бегом бросился к домикам штадива. Теперь штаб дивизии при каждом перебазировании стал располагаться рядом с аэродромом полка истребителей-разведчиков.

Благодаря такому соседству особенно быстро проявляются в лаборатории фотопленки и буквально за несколько минут передаются по СТ-35 в штаб воздушной армии разведдонесения летчиков.

А вместе с тем близость к начальству приносит добавочные хлопоты. Базируйся разведчики на более отдаленном аэродроме, не бежал бы сейчас капитан Леднев по степи, выжженной солнцем до желтизны омлете).

Но он готов был каждый день бегать за поручениями комдива - не просто уважал генерала Строева, считал особой честью пойти в полет по его заданию.

Генерал объяснил:

- Я не стал бы вызывать вас через головы ваших непосредственных начальников, но и командир полка и командир вашей эскадрильи в воздухе, а дело спешное.

Сам командующий фронтом просил генерала Хребтова - он только что мне звонил. Из-за того же аэродрома Веселый, помните-около Таганрога? По агентурным данным на нем расположены склады химического оружия.

А сейчас стало известно, что аэродром этот используется еще и для подскока дальних разведчиков типа "курьер". На прошлой неделе лейтенант Григорьян пытался заснять эти склады и летное поле. Подходил со стороны солнца. Однако сбили-прямое попадание зенитного снаряда. Через два дня капитан Нестеренко для фотосъемки всего на одну минуту выскочил из облачности. Тоже сбили. Теперь из агентурных данных стало известно:

на Веселом зенитные средства оснащены радиолокационными прицелами могут вести точный огонь и сквозь облака, и против солнца.

- На обычных боевых высотах!

- Да, но с малых высот, а тем более с бреющего, мы пока не можем фотографировать.

- Попробую метров с четырехсот.

- Еще рискованнее. На двух-трех тысячах вас только зенитки достанут, а тут поведут огонь и счетверенные установки крупнокалиберных зенитных пулеметов.

Да, вот так генерал Строев ставил задачу перед капитаном Ледневым одновременно и советуясь с ним. Очень уж мудреный предстоял вылет. И генерал,даже настойчивее, чем обычно, подчеркивал свое уважительное отношение к мнению непосредственного исполнителя. Может быть, еще и потому, что капитан так неожиданно предложил предельно рискованную попытку? Но и самому Ледневу эта мысль пришла в голову всего минуту назад.

Только при пересказе генералу своей основной идеи он, конечно, дополнял ее, развивал, расцвечивал подробностями... А все-таки волновался: ведь предлагал вовсе необычное решение. И почувствовал острую вспышку гордости, когда генерал сказал в заключение:

- Ваш риск оправдан: Фашисты могут ошибиться в оценке ваших намерений благодаря еще не забытой ими трагедии эскадрильи "Ла-пятых". Однако риск не исключает осторожности. Обязательно поговорите с ведомыми лейтенанта Григорьяна и капитана Нестеренко. Пусть они покажут расположение зенитных средств. За васновизна приема. Только тут важнее всего соблюсти меру: выполнить его не раньше, чем вас обнаружат, но до того, как зенитчики откроют огонь. Поэтому за их действиями следите особенно внимательно. Ну, а я вам полностью доверяю.

Выйдя из кабинета генерала, капитан Леднев уже не побежал - медленно пошел по трескучей сухой траве к своему аэродрому. Старался подробно восстановить в памяти трагедию эскадрильи "Ла-пятых", о которой только что говорил с генералом. Ведь уж больше двух месяцев прошло с тех пор. А тогда...

Весенним вечером Митя вместе со своим командиром полка как раз находился у генерала. Дивизия располагалась на северной окраине Ростова. На Митю руины города произвели тягостное впечатление. Он впервые увидел пустые коробки стен больших многоэтажных домов-закопченные, глядящие мертвыми глазницами окон без рам и стекол, с повисшими на полуоборванных петлях дверями... До тех пор война водила Митю лишь по селам и станицам Крыма, Северного Кавказа. А тутбольшой город, и такие разрушения! Ростов стал для Мити как бы символом бедствий войны. Только хата, в которой поместили комдива, и окружавшие ее домикп выглядели мирно.

Но вот в кабинет генерала ввели незадачливого лидера - штурмана "пешки". И Митя узнал, что этот старший лейтенант привел эскадрилью "Ла-пятых" вместо Ростова на аэродром Веселый у Таганрога - к немцам!

Рация отказала. Но разве штурман не следил за курсом, не измерял снос в полете? И где у него был контроль времени? До Таганрога дальше лететь, чем до Ростова.

На лице старшего лейтенанта - крупного, плотного, даже тяжеловатого блондина-отражались растерянность, подавленность, страх. Он был жалок в своей угнетенности, но Митя в ту минуту его остро ненавидел.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное