Аэрофобия

Бог знает, откуда он взялся передо мной. Только что я шел по улице одинешенек, как вдруг оказываюсь за спиной угрюмого типа в летах, а что еще глупее – не могу оторваться от него ни на шаг, между нами будто перекинуты невидимые тяги, и я не просто иду за ним – повторяю малейшие его движения. Я пытаюсь сопротивляться, но магнетическая хватка проходимца, мало того что железная, необоримая, им самим не ощущается вовсе. Он тащит меня, как локомотив зацепившуюся былинку. Я не в силах даже раскрыть рта, потому что губы его плотно сжаты, погруженный в мысли, он не замечает вокруг себя ничего. Правой рукой он отмахивает чуть шире, чем левой, как бы отталкивается от воздуха, и производит впечатление человека, переживающего неудачу. Так мы идем к обрыву, траншее с отвесными стенками и торчащими ржавыми штырями на дне. Понимая, что уже не смогу достучаться до него, я пытаюсь хоть как-то, не мышцами, так мыслями, собраться перед падением, прощаюсь с жизнью, и, надо думать, предсмертное исступление мое столь велико, что сообщается ему. Он встает и оборачивается. У него нет лица. Вернее, разглядеть его нельзя, как солнце или слепое пятно. При том я чувствую, что он рассматривает, вспоминает меня. И этот взгляд подобен пасти. Мне кажется, я устремляюсь в бездну. Разверзаясь, солнечная яма точно примеряется ко мне, сквозь марева в ней проступают ржавые штыри, я заслоняюсь руками и прихожу в себя от страшного треска и удара, оглядываюсь как бы в новом мире – нет, не в траншее, – на тротуаре посреди летящей листвы и клубов пыли. За моей спиной, в двух шагах, поперек панели рухнула толстенная, в обхват, дубовая ветвь.

Подделка

Мой дом плывет по пустынной реке. Не судно, не дебаркадер – именно дом. Осадка невелика. Ватерлиния волнуется на уровне пола. В цементном подвале небольшая течь. В расщелины видно сбившихся на приступке крыс. Я сижу на веранде. По обоим берегам, перебегая с места на место, так, чтобы не отставать от домика, движутся волки. Звери жадно смотрят на меня, тянут носами воздух и до того захвачены видом праздной и недоступной добычи, что порой спотыкаются друг о друга. Я с тревогой думаю о том, что вода всегда стремится в центр масс. Небесные тела обладают таким центром по умолчанию, живые имитируют его. Хищники охотятся за имитациями. Они, таким образом, видят в жертвах то, чего жертвы не видят в себе. Река останавливает волков не оттого, что волки плохие пловцы, а оттого, что в воде они сами делаются имитациями. По той же причине вода страшит и меня. В отличие от волков, я лишь полагаюсь на свою старую посудину. Она все еще крепка, но рано или поздно пойдет на дно. Чему быть, того не миновать. В один прекрасный день я должен буду выбираться к волкам. Схватка рассудит, кто из нас жертва, кто хищник, а пока в каком-нибудь небесном рейтинге подделок я, надо думать, иду с небольшим отрывом от крысы.

Открытие

Я смотрю на себя в зеркало. Мое отражение рябит и, стоит вплотную приблизиться к стеклу, распадается, подобно телевизионной картинке, опалесцирующим шумом. В призрачном мельтешении угадываются крохотные подвижные фрагменты. Это не что иное, как буквы. Я потираю глаза и тем самым как будто пытаюсь вразумить, привести себя в чувство. Ведь если окажется, что личность происходит из языка и состоит из слов, по правилам добросовестного цитирования ее будет необходимо заключать в кавычки. Мириться с этим можно до поры, но оставлять этого просто так нельзя.

Курс

Пробуждение – подъем на поверхность, который с каждым разом требует все больше сил и времени. Увеличивается ли длина пути, усложняется ли маршрут, растет ли сопротивление, трудно сказать. Дух превращается из водителя в пассажира, и то, что прежде мнилось пустым придорожьем, кромешным фоном восхождения, открывается новыми ходами. Однако после смены курса подъема, пусть сколь угодно крутого, даже с обратным разворотом, все повторяется – энергия интереса понемногу иссякает, брезжущий свет поверхности сходится звездной точкой, начинаешь опять вертеть головой.

Прибытие