Аэрофобия 7А

Он моргнул, но не так, как раньше, когда пытался управлять веками с помощью мыслей, что никак не влияло на его способность видеть. Он моргнул по-настоящему. И он мог видеть!

Исчезающей дыры больше не существовало. И к нему вернулось его тело.

Матс, медленно привыкая к свету, огляделся.

Сонорные усыпляющие звуки уже подсказали ему, но сейчас он мог убедиться в этом собственными глазами: он снова находился на борту самолета. В скай-сьюте.

Он видел кремовые кожаные кресла, открытые жалюзи на иллюминаторах, дневной рейс в чудесную погоду над кучевыми облаками.

Матс снял соломенную шляпу и повертел ее в руках. При мысли, что это он был тем спящим мужчиной, которого в своем трансе видел на месте 47F, Матс улыбнулся.

Иногда сложно понять, как работает мозг.

Медленно он прошел по толстому ковру, провел рукой по дорогой древесине, которой были облицованы стены кабины.

Мимо ванной направился в спальню, дверь которой была приоткрыта. Через щель в коридор падал теплый мягкий свет.

Запах, катапультировавший его обратно на борт, усилился.

Матс открыл дверь.

— А вот и ты, — сказала самая красивая женщина в мире, которая лежала на кровати и улыбалась ему.

— Катарина? — робко спросил Матс, боясь, что она может снова исчезнуть.

Она кивнула и похлопала ладонью по одеялу рядом с собой.

— Иди сюда.

Он втянул ноздрями воздух. Ощутил запах духов своей жены, которые, видимо, принесла ему Неле, и лег рядом с ней.

— Мне очень жаль, — сказал он и заплакал.

Катарина взяла его за руку, прислонилась головой к его голове и улыбнулась.

— Я знаю, — ответила она.

Потом она подняла на него глаза, он наклонился к ней — осторожно, как при первом поцелуе в сумеречном баре в Штеглитце, — и они снова знали, что предназначены друг для друга. Свет стал ярче, и самолет, стены кабины, кровать и все вокруг растворилось, пока не остался лишь воздух и облака внизу, а потом и они исчезли, и осталось лишь то, что было по-настоящему важно.

Навсегда.

Примечания и благодарность

Позвольте мне сразу, пока я не получил злых писем, уточнить: я не имею ничего против веганов. Наоборот. Я восхищаюсь людьми, которые способны на то, что я пока выдерживаю лишь один день в неделю. Я бы тоже хотел полностью отказаться от продуктов животного происхождения, но мне просто не хватает силы воли. На самом деле я даже понимаю мотивы Франца — к сожалению, описания процессов в молочном производстве взяты не из воздуха. Но, конечно, я не принимаю методов, которыми он хочет изменить положение дел.

И, чтобы сразу снять второй вопрос, который мне часто задавали во время моих исследований и сбора информации: нет, я не страдаю аэрофобией. Аэротревожность — вот более подходящее понятие. Меня не бросает в пот при взлете, но я могу представить себе более разумное занятие, чем на высоте нескольких тысяч метров мчаться в трубе со скоростью десять тысяч километров в час, рассекая ледяные воздушные массы. Как и Матс Крюгер, я считаю, что человек просто не создан для этого. И после приземления мне часто хочется сесть на взлетно-посадочной полосе, как индусу, в позе лотоса и подождать свою душу, которая — в отличие от тела — не успела так быстро перенестись в другое место.

Конечно, я знаю, что ежегодно больше людей умирает от проглоченных частей шариковых ручек, чем погибает в авиакатастрофах за целое десятилетие. Но здравая, сухая статистика так и не смогла меня по-настоящему успокоить; к тому же я задаюсь вопросом, сколько жертв шариковых ручек грызли этот предмет, пролетая в зоне турбулентности, ну да ладно.

Даже если мне самому не приходится бороться с приступами паники, я очень хорошо понимаю людей, у которых сердце из груди выскакивает уже на летном поле. Как ту молодую женщину, которая незадолго перед взлетом самолета Мюнхен — Берлин схватила своего соседа за руку и сказала незнакомцу: «Я вас не знаю, но не могли бы вы подержать меня за руку? Иначе я закричу».

Я слышал этот разговор, потому что сидел рядом с мужчиной, которого та самая женщина выбрала в качестве эмоциональной поддержки. Правда, бедный парень не знал, что делать, и попытался разрядить ситуацию шуткой. Он начал словами: «В самолете сидят баварец, шваб и берлинец». Клянусь, все так и было!

После этих слов дама начала плакать; в эту секунду парню-«рукодержателю» стало ясно, что рассказывать человеку с аэрофобией историю про самолет — не лучшая идея.