АЭРОПОРТ

Смерть стоит того, чтобы жить,

А любовь стоит того, чтобы ждать..

Виктор Цой

— Газы, газы! — кричал на бегу боец, хрипя и захлебываясь кашлем. Из глаз у него даже не катились, а летели слезы, из носа текли рыжие сопли, а на губах выступила рыжая пена. Боец промчался мимо них, прыгнул через подоконник и рухнул на взлетку лицом вниз.

— Не пи...ди! Какие, на х...р, газы? — заорал в ответ Салам. — Сейчас не Первая мировая.

И тут что‑то приземлилось прямо у ног Салама и Алексея, перед телом мертвого Светика.

— Атас! ВО-О-О-О-О-О-ОГ! — успел крикнуть Садам перед прыжком.

Алексей вывалился за подоконник, на поле, на спину. Здоровенный Салам долетел только до «холодильника» и шмякнулся на трупы «дневальных». Залег на них, каской к взрыву, руки вниз: если убьет — так сразу, а ранит — чтоб кисти не посекло.

Взрыва не получилось. ВОГ оказался неизвестной выстреливаемой из АКМовского подствольника кассетой, которая не взорвалась, а тихонечко сипела, как проколотое колесо. Из кассеты вверх поднималась сначала струйка, потом уже клубы рыжеватого то ли дыма, то ли газа.

Алексей успел влезть назад в терминал, и тут они с Саламом одновременно почувствовали резь в глазах. Дыхание только на полвдоха. Паника. Оба знали о войне почти все, но такого еще не испытывали, хоть каждый из них и прошел в свое время через садистское учение в палатке с хлорпикрином. Но буквально через секунду то «веселенькое» испытание показалось игрой «Зарница» по сравнению с этим дерьмом.

Залегли на пол, лицом вниз. Кашляли оба, как чахоточные, до рвоты. Нужно срочно промыть глаза, но нечем. Последнюю воду Алексей со Светиком успели выпить до его смерти.

Алексей судорожно достал влажную салфетку, попытался закрыть нос, протереть глаза. Стало еще хуже. Нужна была вода, много воды. И тогда он, лежа, повернулся на бок, расстегнул зиппер на джинсах, которые ему купил Арсений и на которых на внутренней откидывающейся стороне зиппера было напечатано большими буквами Lucky You![173] Эту подбадривающую надпись мог прочитать только человек, расстегивающий тебе зиппер, стоя при этом перед тобой на коленях.

На ледяном бетонном полу терминала некому было таким образом испытывать свое везение (это была не студенческая вечеринка), и задыхающийся Алексей просто достал член и помочился сразу на три салфетки в руке. Моча была застоявшаяся, темная. Алексей вдруг с черным юмором подумал, что, возможно, в последний раз делает это самостоятельно, — пока протирал глаза и прижимал салфетки к носу и рту. Сразу стало легче.

— Б...дь! Как я сам не догадался? — прохрипел сметливый и опытный Салам, глядя на Алексея, потом так же повернулся на бок и расстегнул штаны.

— Дядя Леша, не получается у меня ни х...ра, — закричал он, давясь от газа и брызжа рыжей слюной несколько секунд спустя. Из прищуренных глаз Салама текли рыжие слезы. — Нечем ссать!

Алексей без слов протянул ему пару своих еще мокрых салфеток. Салам вырвал их у него из руки и сразу крепко прижал себе к носу и глазам.

— Отпускает, — прошептал он почти сразу же и снова зашелся кашлем.

Страшная резь в глазах отпустила и Алексея. Он попробовал посмотреть вбок и увидел, как газ поднимается вверх под несуществующие более своды терминала. Если бы сквозняк заносили в Книгу рекордов Гиннеса, то новый терминал точно вышел бы победителем. Газ быстро уносило вверх и вбок на взлетку.

Паника в терминале, однако, продолжалась. Солдаты катались по полу, хрипели, кашляли, блевали. Многие выпрыгнули в окна на взлетку, но быстро влетели обратно, когда по ним открыли прицельный огонь. Раненые, которые уже не могли двигаться, просто лежали лицом вниз, кто в мешке, кто без, и хрипели, готовясь к смерти.

— Хлопцi, хорош помирати, — громко, но сипло прокричал Бандер. — Уci до мене за протигазами[174].

Все, кто могли, поспешили к командиру в центр зала. Тот сидел на вещмешке рядом с открытым большим зеленым ящиком. В нем были ненадеванные противогазы пограничников. На всех все равно не хватит. И командир раздавал кому маску, кому баллон. Маска оберегала глаза и нос. Позволяла задержать дыхание и забиться куда‑нибудь, где газа было меньше. Те, кому доставался баллон, захватывали губами горлышко, закрывали нос и глаза и дышали через баллон.

— Це газова атака, — сказал Бандер, когда газ рассеялся, и стало легче дышать, — вони ще раз спробують. Першого разу в них майже вийшло[175].

У Степана были зверские, налитые кровью глаза. По его щетинистому подбородку и груди сползала коричневая блевотина. Перед атакой он насладился кружкой растворимого кофе.

— Суки, суки кацапские! — выкашливал каждое слово Тритон, сидя прямо на полу рядом с Бандером. — Не могут с нами по-пацански, б...дь, разобраться. То, б...дь, ху...чат нас взрывчаткой, то газы пускают. Ох...ели вкрай!