Аэропорт

И доктор рассказывает окружившим его бойцам, как в советское время в их ракетной части на Дальнем Востоке, под Читой, одного туркмена или узбека из роты охраны с непроизносимыми именем и фамилией, «короче, Фарихулла какой‑то», послали к бабам на кухню с ведром за... менструацией.

— Он головой кивает, как додик, а произнести не может, — давясь от смеха, продолжает Сергеич. — Тогда ему на бумажке написали по складам заглавными буквами «МИН-СТРУ-АЦИЯ», чтобы он просто показал бабам ведро и записку вслух зачитал.

— И что? — спрашивает пришедший в себя Светик, отстранившись от доктора и прислонившись к сепарскому гробу спиной. - Показал и прочитал?

— И показал, и прочитал, — умирает со смеху Айболит. Из глаз его текут слезы.

— Не смешно, — серьезно говорит Светик.

Остальные тоже не особенно веселятся. Один только доктор вытирает грязное лицо еще более грязной рукой и уже в последних судорогах своего затихающего приступа смеха говорит:

— Я вам уже рассказывал, наверное. Ну, правда ж, умора? — И меняет тему незадавшегося разговора: — Вы слышали, кстати, последнюю новость? Наши захватили целый взвод русских десантников возле Дебальцева! На трех БТРах. Те сказали, что заблудились! Представляете, заблудились так, что под Дебальцевом оказались, ага!

«Заблудились, твою мать! — думал Алексей, пока ненавязчиво фотографировал Светика, прислонившегося спиной к холодильнику с «дневальными». — «Кто послал вас на смерть недрожащей рукой?»

Есть, есть, как ни крути, во всем этом необъяснимое, дьявольское обаяние зла. Журналисты западные, особенно американские, в этом случае мало чем отличаются от своих политиков. Ключевое слово у них при этом ЯКОБЫ. Якобы русские якобы вторглись. Задолбала уже эта ЯКОБЫ политкорректность. Ну, представьте себе на секунду всех этих репортажников в июне 1941 года. «Вот что бы они тогда писали и как, если бы немцы валяли ваньку, как Путин, и не признавали вторжения? — продолжил внутренний монолог Алексей. - Взять хотя бы мою коллегу Кэтлин, которая вообще мыслит не новостями, а газетными абзацами, пережевывая в сотый раз одну и ту же жвачку, вброшенную на рынок новостными агентствами еще утром».

Алексей мысленно развивает тему, то есть что и как написала бы Кэтлин в 1941 году.