Аэросмит. Шум в моей башке вас беспокоит? [litres]

Однажды я протянул проволоку до самого подвала, а потом под диванными подушками. Я размотал провода, снял изоляцию примерно с десяти сантиметров, разложил их – положительно и отрицательно заряженные – и положил под подушки, чтобы того, кто сидел на диване, шарахнуло током. Мой лучший друг сидел там и ел арахис. «На, держи пиво, – сказал я. – Сейчас вернусь!» Я уже наверху, в своей комнате, беру трансформатор, открываю дверь и включаю его. Я слышал жужжание, пока он подключался. Я жду, прислушиваюсь, и… «Ай!» Просто маленькие злые подростковые шутки.

Когда по радио крутили The House of the Rising Sun, я думал, что это лучшая песня в мире. Я видел выступление The Animals в консерватории, и меня настолько переполняли эмоции, что я вскочил с места, побежал на сцену и пожал руку бас-гитаристу, Чесу Чендлеру. А потом появились The Rolling Stones. Рок – моя религия, а эти ребята – мои боги!

Необязательно идти в гребаный Храм Судьбы, чтобы узнать мои мечты о The Rolling Stones или The Yardbirds – я постоянно думал о них и строил воображаемые ситуации в шестнадцать лет. Я мечтал написать песню или быть в британской группе, когда наступило первое британское вторжение, и – больше всего – о славе! О бессмертии! Мне хотелось влиться в канавки пластинки. Я хотел, чтобы мечтательные юные девушки слушали мой голос и плакали. Я представлял, что через тысячу лет после моей смерти люди во внешних галактиках будут слушать Dream On и говорить вполголоса: «Это он, тот странный Бессмертный!»

А потом на короткое время меня правда коснулась ласковая рука судьбы, когда где-то в 1964 году я стал братом Мика Джаггера, Крисом. Мик Джаггер был самым крутым парнем в квартале, и, конечно, я сразу же подхватывал за ним все подряд. Мик, Кит и все такое – меня как будто сбил поезд. It’s All Over Now буквально стал гребаным грузовым составом блюза, который мчался прямо на меня.

Летом 1964-го я отправился на озеро в северной части штата Нью-Йорк, Баш-Биш-Фоллс или что-то типа того, недалеко от Утики, с ребятами из Йонкерса. Длинные волосы, шестнадцать лет, обычный парень, но кто-то сказал: «Ничего себе, ты похож на Мика Джаггера!» И вот оно… теперь меня не остановить! «Вообще-то я Крис, братуха Мика Джаггера. Тот самый!» Я до безумия влился в эту роль. Я словно улетел на другую планету и сразу же начал говорить на кокни. Что-то вроде: «Он какой-то педиковатый, вам не кажется? Не хочешь мармит, дорогуша? Может, покурим, приятель? Ужасная погода, вы не находите?» Это называется, знаете ли, потерянными днями юности. Когда ты молод, ты с легкостью можешь принять на себя другую личность, как хамелеон. Я до сих пор это понимаю. И могу.

В те дни британского вторжения ты просто должен был стать британцем, чтобы выжить. Перво-наперво надо было говорить с британским акцентом. Это правило номер один. И я с ним справился. У меня все еще сохранились вырезки про The Strangers: «Стивен Тайлер с отвисшей нижней губой, как у Джаггера, поднял на ноги весь первый ряд». Так написали в газете. Они с потрохами купились на мои закосы под Мика. Я не мог поверить. Но нет, разумеется, я – сильнее любого другого – верил в это. Я был им. Мне едва исполнилось шестнадцать, но в моем сознании я уже стал одним из «Лучших исполнителей Англии». Хотя The Strangers скорее были похожи на неудачную версию Freddie and the Dreamers, а не на «Стоунз». Может, хотя бы лучший исполнитель Йонкерса.

Я мечтал написать песню или быть в британской группе, когда наступило первое британское вторжение, и – больше всего – о славе! О бессмертии! Мне хотелось влиться в канавки пластинки. Я хотел, чтобы мечтательные юные девушки слушали мой голос и плакали.

В начале семидесятых мне было неловко признавать мою любовь к Мику, потому что пресса уже вовсю твердила о Мике Джаггере и Стивене Тайлере, а я хотел уйти как можно дальше от этих сравнений. Я надеялся, что они найдут в моей музыке какую-то ценность, а не превратят «Аэросмит» в какую-то пародийную группу со мной в качестве двойника Мика Джаггера.

Но да, он был моим охуительным героем. На самом деле шесть или семь лет я откровенно боялся сказать об этом прессе. Я такой: «Нет, это не так!» Но потом, конечно же, вышел из шкафа и сказал: «Да, блядь, он мой герой!» И он им остается по сей день, минуту и секунду. Помню, в начале 1966-го я был в клубе на Уан-сентрал-сквер в Вест-Виллидж, обернулся и увидел, что сзади сидят Мик Джаггер и Брайан Джонс. Я не смог выдавить ни слова.