Аэроторпеды возвращаются назад

Направляясь в свою комнату в штабе, а затем ожидая прибытия пленного, Том Даунли тщательно обдумывал допрос пойманного снайпера. Том Даунли очень любил доходить во всем до самой сути и сейчас прежде всего отметил, что не испытывает никакой злобы по отношению к этому снайперу, хоть тот и был безусловной причиной лихорадочного напряжения, охватившего в последние несколько дней командование участка. В первую очередь, Том Даунли ощущал острый интерес к этому неизвестному человеку. Более того, он признался себе, что испытывает даже какое- то странное сочувствие к пленному, несомненно принадлежавшему к некоей необычной породе людей. В целом было бы нелегко точно описать отношение Тома Даунли к снайперу. Он и сам не успел додумать свои мысли до конца, потому что в дверь его комнаты постучали.

   — Войдите.

   — По вашему поручению, господин адъютант, пленный снайпер доставлен.

   — Хорошо. Ведите его сюда.

Конвоиры ввели в комнату человека в военной форме, покрытой еще не высохшей грязью. Человек вошел в комнату твердым шагом, заметно припадая на левую ногу. Это был невысокий стройный мужчина, темноволосый, с острыми глазами и чуть припухшими губами, над которыми едва выделялась синеватая тень от бритых усов. Правый рукав его гимнастерки был наполовину оторван. «Видно, во время стычки с солдатами, тащившими его к танку», — отметил про себя Том Даунли. Пленный внимательно огляделся вокруг и неподвижно остановился посреди комнаты.

   — Выйдите за дверь и подождите там, — приказал Том Даунли конвоирам, стоявшим у двери.

Подождав, пока его приказ выполнят, Том Даунли подчеркнуто вежливо обратился к снайперу:

   — Садитесь, мы с вами немного побеседуем. Хотите курить? Прошу!

Но Том Даунли произнес все это на английском языке, и пленный, явно не понимая ни слова, по–прежнему стоял неподвижно и молчал. Только теперь Том сообразил, что без переводчика допрос вряд ли будет успешным.

   — Садитесь, — насколько мог внятно проговорил он, показывая на стул. На этот раз снайпер понял. Он еле заметно улыбнулся и сел. Том Даунли поднял телефонную трубку:

   — Алло, дайте мне штаб, комнату 18. Да. Я — адъютант Даунли. Прошу немедленно прислать переводчика для допроса пойманного снайпера. Так, немедленно. Сейчас будет? Хорошо, жду.

Снайпер сидел напротив него, внимательно прислушиваясь к звукам его голоса. Острые глаза изучали Тома Даун- ли, словно допрашивать собирался не адъютант пленного, а пленный адъютанта. Том Даунли подвинул к снайперу коробку с сигаретами:

   — Курите, пожалуйста.

Пленный охотно взял сигарету, прикурил, зажигая спички, протянутые ему Даунли. Адъютант ощущал странное чувство уважения к этому человеку: в нем не видно было ни малейших признаков страха или неуверенности. Пленный вел себя сдержанно, но вполне спокойно.

Вошел переводчик. Он сел сбоку от стола Даунли и приготовился переводить.

   — Фамилия? Имя? Из какой части? — задал Том Даун- ли стандартные вопросы.

Пленный, выслушав перевод, спокойно ответил:

   — Петр Черненко. Стрелковый полк.

   — Какой?

Пленный вместо ответа пожал плечами.

   — Он не отвечает на этот вопрос, — доложил переводчик.

   — Да. Понимаю. Хорошо. Спросите, коммунист ли он?

   — Он говорит так: «У нас все коммунисты».

Том Даунли с интересом посмотрел на пленного: хорошо держится.

   — Он снайпер?

   — Да. Он говорит: «Я — ворошиловский стрелок».

   — Хм… не понимаю. Что он хочет этим сказать?

Глаза пленника блеснули:

   — Я стреляю так, чтобы не отставать от лучшего стрелка Красной армии, народного комиссара по военным делам товарища Ворошилова. Поэтому ношу почетное звание ворошиловского стрелка.

   — Какое задание вы получили от своего командования?

   — Стоять на защите советских рубежей и защищать Советский Союз от нападения империалистов.

   — Я хотел бы конкретного, детального определения задачи. Переведите ему.

   — Моя задача — всеми силами и средствами защищать мирный труд моих братьев и родителей, составляющих свободное население первой в мире социалистической страны, отечества всех пролетариев. Моя задача — выполнить свой долг, после чего, вернувшись домой, самому стать к станку и принять участие в общем мирной труде, который я защищал с винтовкой в руках.

   — Много ли в его полку таких снайперов, как он?

   — Каждый красноармеец мечтает стать ворошиловским стрелком и становится им, если не стал до сих пор.

   — Он сказал, что у них все коммунисты. Где его партийный билет?

   — Не имею. Я не сказал, что я член партии. Пока что я комсомолец. Но это не мешает мне быть коммунистом, большевиком по духу, как и все красноармейцы.

   — Он — офицер или солдат?

   — У нас нет офицеров. У нас есть командиры, такие же красноармейцы, как и все остальные.

   — Так что же, он — командир?

   — Нет, я просто стрелок.

   — Давно его полк прибыл сюда?

   — Он не отвечает на этот вопрос, господин адъютант.

   — Да… гм… знает ли он, что мы можем его расстрелять, если он не будет отвечать?

   — Он говорит, что… что на его место придут тысячи других, господин адъютант. И что он не боится этого, господин адъютант.