Афанасьева, стой!

– Да ничего особенного. Так, чтобы отвалил и не подкатывал ко мне, то есть к тебе, свои маракасы.

Я застонала и стукнулась лбом о косяк. Два раза. Чтобы боль заглушила жажду убийства. Хотя зачем её заглушать? В конце концов, состояние аффекта – смягчающее обстоятельство. Суд меня поймёт, присяжные оправдают.

– И ещё я удалил твою страницу. Нечего тебе там зависать. Ты слишком доверчивая. Станешь жертвой извращенца или хуже, альфонса. А мне потом тебя выручать.

– Семёнов, я убью тебя, – выдохнула я и направилась на кухню. За ножом.

Но ножей не оказалось ни в сушилке, ни в ящике стола. Похоже, Семёнов предвидел подобный сюжетный ход и заранее к нему подготовился. Ну ничего. Нет ножа, возьмем другое орудие. Я поудобнее перехватила в ладони тяжёлый металлический молоток для отбивания мяса и пошла в комнату.

– Афанасьева, ты чего? Афанасьева, ты совсем обалдела, что ли? Афанасьева, стой!

Я гоняла айтишника по комнате, размахивая молотком для мяса, как толкиеновский гном секирой. Семенов со смехом уворачивался от орудия возмездия. В какой-то момент ему надоело лихорадочно метаться по квартире, и он, перехватив мою руку, вывернул запястье и забрал молоток. Швырнул его на пол, а меня на диван. Навалился сверху, выкручивая мне руку.

– Ну всё, Арина, всё. Успокойся, – тихо, в самое ухо, сказал Семёнов. Я чувствовала его дыхание на своей шее, и моё тело неожиданно отреагировало дрожью. Приятной такой, предвкушающей дрожью. Так, Афанасьева, соберись! Ещё не хватало, чтобы он это заметил и придумал себе невесть что. – Я сейчас отпущу тебя, а ты пообещаешь, что не станешь меня убивать.

– Я не умею врать.

– И не надо. Я же хороший. Забочусь о тебе. Рагу овощное приготовил. Клетчатка очень полезна для организма. Котлетки куриные. Белок – строительный материал для мышц. Винца купил, какое ты любишь. Говорят, оно кровь улучшает. Признайся, моя скоропостижная гибель тебя очень огорчит.

– Это вряд ли. Слезь с меня, Семёнов! Сейчас же!

– Обещай, что будешь послушной девочкой.

Издевается, гад! Пользуется моим беспомощным состоянием. Но ничего, это ненадолго.

– Угу.

Доверчивый Семёнов отпустил мою руку и тут же получил локтем под рёбра. Он тихо охнул, а я воспользовалась заминкой и спихнула его на пол.

– Ну Афанасьева! Ну ведьма! – простонал Семёнов, поднимаясь с пола и потирая ушибленный бок.

– А теперь, хороший человек, слушай сюда! Верни ключи и выметайся из моего дома! Чтобы духу твоего тут больше не было! Понял?

– Да понял, понял. Что ж ты злая-то такая? Ты в курсе, что злые женщины раньше стареют?

– Пошёл вон, Семёнов!

И он пошёл. Сначала в прихожую, а затем на улицу. После того как я закрыла за ним входную дверь, поняла, что дубликат ключей он утащил под шумок. И как теперь быть? Менять замок? Денег жалко. И, кроме того, как я объясню это хозяйке? Ладно, заберу ключи в понедельник.

На кухне меня ждал накрытый к ужину стол. Я убрала лишний прибор, влезла с ногами в кресло, потёрлась, устраиваясь поудобнее, плеснула вина в бокал и приступила к трапезе. Готовит Семёнов отменно. Факт. Хоть какая-то от него польза. Примем сей прекрасный ужин в качестве компенсации морального вреда.

Я проснулась от пиликанья телефона. С трудом разлепила глаза и посмотрела на часы. Что за чёрт? Какая тварь звонит в полдевятого ночи?[5]

– Алло, – прохрипела в трубку.

– Афанасьева, ты спишь, что ли?

Ну конечно, Семёнов. Кто же ещё?

– Сплю, отвали.

– Эээ. Афанасьева, не отключайся. Я вообще-то по делу.

– Какое может быть дело в субботу утром?

– Самое прозаичное. Злодеев сказочных кто ловить будет? Один я эту ношу не осилю. Ты договор с Управлением подписала? Подписала. Так что давай, поднимайся. Труба зовёт.

– Зря я тебя не убила вчера.

– Ты это брось, Афанасьева. Я тебе ещё пригожусь. Впусти меня, что ли. Кофе тебе сварю, пока ты себя в божеский вид приводишь.

– Какой кофе, Семёнов? Ты сейчас где?

– Под дверью, аки влюбленный рыцарь. Не веришь? Хочешь, серенаду спою?

Не успела возразить, как эта зараза запела: «А белый лебедь на пруду…» Громкий фальшивый баритон передавался сразу по двум каналам: по телефону и через дверь в прихожей. Господи, да этот придурок сейчас всех соседей перебудит! Я скатилась с кровати и кинулась ко входной двери.

– Заходи, – вместо приветствия сказала я бодрому вопреки раннему времени и довольному без причины Семёнову. – Только заткнись, бога ради!

– Здорово, Афанасьева! – радостно поприветствовал меня парень. – Ну и вид у тебя! Ты что, всё вино вчера выхлестала? Ай-ай-ай! Ты в курсе, что женский алкоголизм не лечится?

Скотина!

– Ладно, Афанасьева, не пыхти. Я пошутил. Правда, с алкоголизмом шутки плохи. Иди, умывайся, а я пока пожрать организую.

«Это какое-то, мать его, дежавю!» – думала я, пробираясь из ванной в комнату, чтобы одеться.

Когда я, умытая, одетая и причёсанная, показалась на кухне, Семёнов просканировал меня с головы до ног придирчивым взглядом.

– Уже лучше, – прокомментировал он мой внешний вид. – Теперь ты точно никого до сердечного приступа не доведешь. Садись, – махнул в сторону кресла и добавил: – Ваш завтрак готов, миледи.