Афанасьева, стой!

Погрузившись в подобие анабиоза, не сразу услышала звонок. С кряхтением выбралась из кресла и открыла дверь. На пороге стоял мой Принц. Я даже «привет» не успела сказать, как меня подхватили на руки и так доставили до дивана, на котором я провела весь прошедший день.

Когда Паша уходил, я и не думала возражать. В полусне добрела до двери и закрыла её. Потом упала лицом в подушку.

В воскресенье утром поняла, что умираю. К вечеру, правда, более-менее оклемалась. Однако это состояние длилось ровно до того момента, пока на моём пороге не появился тот, с кем я ещё позавчера планировала встретить старость. Хорошо мне уже не было. Кажется, я даже плакала и просила все прекратить, но мои слабые просьбы остались без внимания.

– Хреново выглядишь, Афанасьева, – жизнерадостно поприветствовал меня Семёнов. – Заболела, что ли?

Едва заметно кивнула. От резких движений голова взрывалась болью, которая затем разливалась по всему телу.

– Афанасьева, стой! – крикнул мне в спину айтишник, пока я плелась к своему рабочему месту. – Да погоди же ты! Может, таблеток каких нужно купить? Ты только скажи, я сгоняю до аптеки.

Я вяло помотала головой и продолжила свой путь. На рабочем столе стоял привычный стакан из Старбакса. Я смахнула его в мусорную корзину, плюхнулась в кресло и тупо уставилась в монитор. Скосила глаза на Пашу. Он с невозмутимым видом что-то строчил на клавиатуре. В мою сторону даже взгляда не бросил. Работает человек, не станем ему мешать.

Вреда от меня в тот день было больше, чем пользы. Катя заметила моё состояние и попыталась выгнать домой. Но мне было лень передвигаться, и я решила, что подремать можно и в рабочем кресле. Надеюсь, памятуя о прошлых заслугах, работодатель простит мне эту халатность. К вечеру странная болезнь снова отступила. Паша не стал меня дожидаться и был, вероятно, уже где-то на полпути к дому. Это даже порадовало. После вчерашнего не хотелось его видеть. Моя любовь прожила ровно одну неделю, не оставив после себя мучительных терзаний и чувства вины. Только лёгкую досаду и сильное отвращение.

Вторник прошёл как в тумане. В среду вернулся аппетит, в четверг я отрабатывала за все три дня вынужденного безделья. Пахала как конь под плугом, наконец-то чувствуя себя нормальным человеком. Слабость ещё давала о себе знать лёгкими головокружениями и онемением в пальцах. В обеденный перерыв я перекусила подаренным когда-то синтетическим круассаном, а после вспомнила о пагубной привычке.

Офисная курилка находилась во дворе здания, которое занимала контора. Я опустилась на одну из скамеек, сделала пару затяжек и поняла, что поспешила с никотиновыми интоксикациями. Но на улице была приятная прохлада, возвращаться на рабочее место не хотелось. Я просто сидела, держа в руках тлеющую сигарету и переваривая всё, что вывалила на меня Катерина. Подруга решила включить начальника и, видя, что я уже вполне здорова, отчитала за пару серьёзных промахов.

Ко мне подошла одна из наших офисных девиц. Высокая, болезненно худая крашеная брюнетка. Кажется, её звали Зоей. Рабочее место Зои было сокрыто где-то в дебрях нашего опен-спейса. Сама она регулярно отиралась в курилке, постоянно клянча зажигалку. Собственную, видимо, не заводила из принципиальных соображений.

– Привет, – обратилась она ко мне. – Зажигалки не будет?

Я протянула зажигалку. Девица смачно затянулась.

– Ты же работаешь вместе с Павлом? – поинтересовалась она, возвращая зажигалку.

Кивнула. Разговаривать не хотелось.

– И как он тебе?

– Да никак, – это была чистая правда.

– Странно, я думала, вы встречаетесь.

Я помотала головой. Интересно, какое ей дело до того, с кем я встречаюсь? Поговорить больше не с кем и не о чем?

Девица поняла, что друзьями нам не быть, и молча отошла в сторону стихийно образовавшейся компании офисных девчат. Я их практически не знала. Они обитали на другом этаже.

– Вы слышали, Семёнов теперь с секретаршей Копытина? – донёсся до меня обрывок чужого разговора.

Провокационный вопрос поднял волну щебетания. Девочки увлеченно чирикали, обсуждая подробности любовных похождений Семёнова. Кажется, делали ставки на то, как долго неведомая секретарша продержится в роли нового увлечения нашего сердцееда.

Я прислушалась, пытаясь вспомнить, кто такой Копытин и что это за шустрая секретарша, которая умудрилась окрутить свободолюбивого айтишника. Потом до меня дошло, что речь о Ларочке. Добилась-таки своего! Мне вдруг стало обидно. У меня тут жизнь под откос, а Семёнов решил остепениться. Вспомнились глупые мечты об айтишнике, когда я ошибочно принимала мелкие подношения в виде кофе или плюшки за знаки внимания к своей никчёмной персоне. И с чего я тогда решила, что Семёнов может мной заинтересоваться? Такие, как он, никогда не смотрят в сторону таких, как я. Ларочка другое дело. Ларочка – девочка с обложки. Признак статуса. Дорогой аксессуар. Мне такой не стать, при всём желании. Глаза защипало от слёз.