Читаем Афанасий Фет полностью

«Принёсшие из Парижа дух французских писателей XVIII века гвардейцы задумали перенести революцию и на русскую почву; но декабристы встретили отпор непреклонного хранителя самодержавия Николая Павловича. Несмотря на полнейшую неудачу, республиканский дух преемственно сохранился в высших умственных слоях, преимущественно мира науки. Гвардейцы заразились в Париже гражданским свободомыслием, а адепты германской науки в философских школах. В моих воспоминаниях я рассказывал о насмешках, которым цельный и непосредственный Л. Толстой подвергал весь тогдашний литературный круг в лице Тургенева. Тем не менее либерализм в искренних, а равно и в торгующих им адептах, вроде Некрасова, завладел умами молодёжи и дойдя, с одной стороны, до “Что делать” Чернышевского и “диктатуры сердца” Лорис-Меликова, с другой, привёл вселенную к чудовищной подлости 1 марта. <...> До сих пор я с чувством радости читал... заверения в том, что наш как убеждённый, так и поддельный либерализм пришёл к абсурду и окончательная его смерть только вопрос времени. С этим я соглашался, видя державный почин спасительного поворота исходящим от Главы народа. Ждали конституции, но в минуту наибольшего шатания умов Царь сказал: “не будет конституции”. Ждали передела земель — Царь сказал: “не будет передела”. Ждали окончательного развращения народа посредством совершенного безначалия и принижения дворян — Царь учредил земских начальников исключительно из дворян. Так думал я до сих пор и радовался. Но в самое последнее время я пришёл к горестному убеждению, что желание блага отечеству подсказывает нам отрадную мысль об ослаблении революционной жилы. Как нарочно, в последнее время среди наставников юношества мне приходилось не раз видеть сверкающие от радости глаза при уверениях, что наши солдаты в минуту бунта станут на сторону бунтовщиков. К этому присоединялось известие, что революционеры, убедившиеся в бесплодности попыток опереться на простонародье, избрали теперь противоположный приём опоры на правительственную власть с целью всё большего разнуздывания сверху народных страстей, причём указывалось на назначение людей заведомо красных убеждений на высшие государственные места. Что голос заблуждающегося Толстого не пропадает в пустыне, мне пришлось убедиться из беседы с весьма приличными и даже именитыми юношами, проповедовавшими отмену не только денег, но и всякой личной собственности. <...> Конечно, я могу надеяться, что не доживу до печальных результатов такого направления, но грустно и неблагородно думать, что “apres nous le deluge[48]”. Я никогда не мог понять, почему говорить, что у нас следует отнять наше имущество и значение — хорошо, а находить такое суждение несправедливым — дурно»623.

Великий князь отвечал кратко 26 января 1892 года: «Могу ли я не сочувствовать Вашим твёрдым убеждениям?.. Думаю, что граф воздержался бы от своих размышлений, предвидя, какую смуту поселяют они в шатких и без того сердцах. Куда завело его искание истины!»624

Возможно, возникшее у престарелого поэта желание быть представленным другим членам императорской фамилии было вызвано не только тщеславием, но и искренним стремлением расширить возможности для пропаганды своих взглядов. Далеко продвинуться на этом направлении не удалось: к заочному знакомству с греческой королевой прибавились лишь заочное же знакомство с великим князем Павлом Александровичем и очное — с другим младшим братом правящего государя, будущим творцом кровавой «ходынки» и жертвой эсера Каляева Сергеем Александровичем, ставшим в 1891 году московским генерал-губернатором и оказавшимся большим поклонником фетовской лирики. Дальше этого знакомства не пошли. Не состоялось и знакомство с приятелем Полонского министром финансов И. А. Вышнеградским, которому Фет мечтал изложить свои политические и экономические взгляды: не было сил для поездок в Петербург, к тому же Вышнеградский вскоре подал в отставку. С 1885 года завязалась переписка с одним из творцов крестьянской реформы 1861 года сенатором Н. П. Семёновым, которому Фет в начале 1892-го тоже сигнализировал о революционерах, проникающих в правительство.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза