Афанасий Никитин. Время сильных людей

Арба неторопливо двигалась вдоль стены. Если бы просто убить хотели, могли б придушить прямо в мешке каменном али утопить. Значит, на народ везут, чтоб красиво казнь обставить. Небось еще и пытать будут. Обезьянцы бы, может, сами до того и не догадались. Чтоб пытать да чужими мученьями любоваться, особо изощренный ум нужен. А вот Мигель, тварь такая, запросто мог их надоумить, с него станется. Купец поежился.

Арба доскрипела до самых ворот и свернула на мост. Все ж в город везут. На место лобное? Прощай, надежды?

«Господи, помилуй», — истово перекрестился Афанасий. А ведь столько всего прошел, повидал. Внукам бы своим да чужим на завалинке рассказывать. Ему представился выводок пацанят на лавке, смотрящих на него широко распахнутыми глазами, и Лакшми с серебристыми нитями в черных волосах, суетящаяся у печки. Лучше любой сказки будет. Так ведь нет, отчекрыжат голову ни за что ни про что. Он схватился за прутья клетки, дернул, стукнул, затряс. Они не подались, даже не шелохнулись. Не привыкший, что его кузнецкая сила совершенно бесполезна, купец выругался богохульно, стукнул по прутьям еще раз, уже слабее, в отчаянии улегся на полу и свернулся калачиком.

Провожаемая взглядами угрюмых стражников повозка миновала мост и углубилась в лабиринт городских улиц. На окраинах селились обезьянцы, совсем мало похожие на людей. До глаз заросшие бурой шерстью, коротконогие и длиннорукие, они даже не считали нужным показывать свое отличие от лесных собратьев. Одежды не носили. Ковыляли на коротких, кривых ножках, опираясь на могучие руки. И если бы не их перекличка, звучавшая довольно осмысленно, можно было б подумать, что они просто заселились в пустующие дома, придя из джунглей.

Обезьянские дети встретили повозку криками и визгами. Запрыгали по веревкам и лианам, висевшим над улицей. В клетку полетели шкурки фруктов, комья грязи и иная дрянь. Один особо резвый спрыгнул сверху на крышу, просунул тонкую ручонку сквозь прутья, потянулся к кузнецу. Кто-то схватил его за шкирку, отшвырнул визжащего обратно в заросли, что вызвало взрыв не то радостных, не то яростных воплей у обитателей местных трущоб.

Дальше въехали они в кварталы, заселенные обезьянцами более человекоподобными. У этих было хозяйство. Правда, заниматься им они предпочитали не под крышами ветхих жилищ, а на улицах или крышах. Обезьянские бабы с отвислыми коричневыми грудями толкли что-то в глиняных ступках. Стирали, мыли, перетирали зубами мясистые стебли. Мужики-обезьянцы чинно сидели на корточках, вроде как ведя неторопливые беседы. Хотя видно было, что они скорее подражают людям, усидеть на месте им было трудно. Обезьянские детишки, не мучась человекоподражанием, с визгами носились вокруг взрослых.

Арба остановилась. Пол перестал трястись и раскачиваться на многочисленных выбоинах. Афанасий услышал, как совещаются его возницы, но о чем, понять не мог, и с кем, тоже не разглядел. Наконец они получили чье-то согласие. Арбу опять тряхнуло. На этот раз путешествие длилось совсем недолго. Два разворота, один сопровождаемый кряхтением стражников подъем, и его клетка оказалась в окружении таких же, как у нее, решеток.

Откуда-то снизу доносились крики и вопли.

Афанасий привстал на четвереньки и огляделся. По правую руку стояла клетка, в коей свернулся кольцами огромный гад. Толщиной он был с бочонок. Чешуйки заметно шевелились при каждом движении его мускулистого тела. Маленькая голова металась в ограниченном пространстве, ощупывая черным языком связывающие прутья лианы. От каждого его движения клетка ходила ходуном. Наверное, он мог бы развалить ее одним движением могучего хвоста, да ума на это явно не хватало.

В клетке слева, для крепости обмотанной веревками, сидел грустный медведь с белым треугольником на груди. Он был грязен и, похоже, ранен. Огромной когтистой лапой он почесывал брюхо, разбирая комки свалявшейся шерсти. Косолапый глянул на Афанасия маленькими глазками, в которых застыло выражение почти человеческой тоски, и утробно вздохнул.

А прямо напротив стояла клетка, в которой, прижавшись друг к друг плечами, сидели два невысоких человечка с прямыми иссиня-черными волосами и плоскими лицами. Ровно как те, что чуть не уходили их с Мехметом в горах возле Джуннара. Афанасий хотел было позлорадствовать, да вспомнил, что и сам в таком же бедственном положении, и осекся.

За клеткой кривоногих виднелось свободное пространство. Афанасий вгляделся сквозь тройной ряд прутьев.

Их колесное узилище располагалось на краю большой каменной чаши. Вырубленные прямо в камне скамьи сбегали вниз, к большой арене. Кое-где сохранились посеревшие постаменты с оставшимися ступнями прежних статуй. На некоторые были водружены гротескные изображения обезьяньего бога, резко отличающиеся ярким цветом от потемневшего от времени камня.