Никто не стал ворчать, все его поняли. По-крабьи, осторожно отползли за остов сгоревшего грузовика – спасительная преграда, за которой охотнику с девятого этажа ничего не было видно. Разделились. Картье вбежал в подъезд первым, сразу увидел: чуть над ступенькой, сантиметра на три-четыре тонкая, словно рояльная струна, проволочка. Один конец примотан к куску арматуры, вбитому в стену, другой привязан к кольцу чеки осколочной гранаты «эфки», в широком обиходе «лимонки». Если рванет, то от всех, кто неподалеку, останутся макароны и дерьмо. Картье ухмыльнулся: спагетти «болоньезе», мать их.
Снял гранату с привязи, загнул усы чеки, гранату убрал в карман. Пригодится. Через минуту все ребята уже были в подъезде. Невероятное дело, но никто по ним огонь не открывал, а это означало, что охотник залег наверху без прикрытия и сам поставил растяжку.
Сюрпризов от охотника оказалось еще четыре штуки. Времени на их разминирование не было: просто перешагнули и вверх, по шажку. Ворвались на девятый этаж. Правая сторона, квартира прямо, сразу несколько автоматных очередей по комнатам, дым, вонь пороховая, ничего не видно – и женский вопль!
– Сука! – заорал кто-то из солдат. – Сука! Вот она!
Картье вбежал в обезображенную комнату: оконный проем выбит, даже признака рам нет. В углу валяется что-то белое. Присмотрелся: женский труп. Вторая охотница в грязно-белом комбинезоне держалась за бедро, под рукой у нее расплывалось кровавое пятно. Винтовка с цейсовским прицелом лежала рядом, вокруг было много гильз. Каждая гильза родила пулю, каждая пуля чью-то смерть.
– Это они, Витька! Белые колготки! Одну я застрелил, а эта ранена, ты погляди, как корчится, падаль!
– Исполняет! – отрезал Картье. – На ноги ее, живо! Раздеть!
Белые колготки… Сколько о вас написано, сколько сказано, но никто так и не удосужился объяснить, почему вас так прозвали. Из-за колготок ли? Вовсе нет.
«Белыми колготками» на прошлой чеченской войне называли снайперш-спортсменок из Литвы и Белоруссии, преимущественно биатлонисток. Никаких колготок они не носили, на войне этот предмет явно излишний, а одевались они в белые термокомбинезоны, простеганные медными нитями. На поясе у такого комбинезона пояс с аккумуляторными батареями: лежи хоть в сугробе и грейся. Умные люди придумали. А под комбинезоном у женщин-убийц только и было надето, что нижнее белье, в чем убедились Картье с бойцами, разом стащив с охотницы ее комфортабельный наряд.
– Что ж ты, сука, натворила? – Картье хотел ударить ее, занес руку, и она вскрикнула, закрыла глаза.
– Работа у нее такая, Витя, нас убивать. Нам никто не платит, вроде как за Родину воюем, за Россию, а им за каждого из нас копейка бежит немалая. За Горелова бы небось долларов пятьсот сразу получила, – сказал кто-то.
– А вот и камера у них, чтобы доказательства фиксировать. – Картье заприметил на полу маленькую видеокамеру. – Прямо фронтовая хроника, занятно будет посмотреть. Ну что – как тебя там? – с тобой делать. Небось думаешь, мы сейчас с тобой поступим гуманно: вызовем тебе лимузин с шофером и доставим в камеру со всеми удобствами? А потом суд, дадут тебе лет десять, выйдешь через пять…
Снайперша умоляюще смотрела на него, в глазах ее затеплилась надежда.
– Нет, сука, мы тебя сами сейчас осудим. На войне все происходит быстро. – Картье посмотрел на нее с ужасом. Как она могла? Женщина убивает живых людей, а должна их рожать! Но состояние его длилось совсем недолго: – За бесчеловечное и подлое уничтожение русских солдат и офицеров предлагаю приговорить вот эту вот к смертной казни. Кто «за», прошу поднять руки. Единогласно.
– Нет! Не надо! Так же нельзя! – завопила женщина. – Я только наводила, стреляла она, все она! Сдайте меня куда следует, там разберутся! Прошу вас, только не убивайте! У меня мама, у меня дочери три годика!
Картье молча достал из кармана ту самую, подобранную им внизу гранату:
– Держите ее за руки, вон провод валяется какой-то, возьмите, стяните в локтях, не давайте упасть, подведите к окну и поверните лицом на улицу. Смотри в небо, сука. Последний раз его видишь.
Солдаты молча выполнили его приказ. Снайперша поняла, что это конец и чуда уже не случится. В последние мгновения перед смертью ее оцепенение прошло, она уже больше не кричала, только сказала вот что:
– Будь ты проклят, сержант. Желаю тебе подохнуть так, что люди после долго еще будут тебя проклинать и пугать детей твоим именем. Будь ты проклят, – повторила.
– Помолись на лету, если успеешь. – Он оттянул ей трусики сзади, кинул в них готовую разорваться гранату и сильно пнул снайпершу берцем в спину. С жутким воем она вылетела с девятого этажа. Между третьим и четвертым раздался оглушительный взрыв…
… – Ах ты! – Картье очнулся от невыносимой боли, из глаз текли слезы, лицо ныло, носа же своего Виктор и вовсе не чувствовал.
– Ничего, все нормально, поболит немного, зато будешь нормально дышать и не превратишься в урода, – как мог, успокоил его доктор. – Иди вон туда, в коридор, посиди там. Скоро легче станет, и я тебе укол сделаю.