Дав себе установку не напиваться, Картье уселся за барной стойкой, бросил манерному, худенькому мальчишке-бармену: «Плесни виски на три пальца, лед и яблочный сок отдельно» – и закурил. Бармену этот заказ и тон, которым он был произнесен, понравились. Поэтому виски он разбавлять на стал. Сделал все, как положено, и Картье с удовольствием смешал себе high-ball в тех пропорциях, как ему нравилось. Бармен наблюдал за его действиями с явным одобрением, а так как клиентов у него не было, то он решил вступить в разговор с Картье, выразив ему свой респект.
– Профессионально делаете, – заметил бармен. – И сочетание модное, недавно появилось. Сейчас мало кто так заказывает, все предпочитают по старинке баламутить скотч с колой. Пошлятина какая!
Смерив взглядом торс щуплого бармена, Картье зевнул и пробормотал что-то вроде «так вкусней». В этот момент, как нарочно, в подтверждение слов хозяина стойки официантка, точно сорока на хвосте, принесла заказ. Два раза «виски-кола»!
– Сереж, там пара сидит, мужчина и женщина, и оба, как мне кажется, уже сильно пьяные, видать, с вечера еще начали. Ты им сделай как-нибудь полегче, что ли, – попросила официантка, метнув на Картье оценивающий взгляд.
– Угу, – кивнул бармен и, капнув в стаканы «Джоника», залил их доверху колой.
– Щедрая пропорция, – в слух иронично заметил Картье.
– А что я еще могу сделать? – только и развел руками бармен. – Нам здесь тоже неприятности не нужны. А то начнут потом говорить «вы напоили клиентов, они потом всю стойку таможенникам заблевали или там, в самолет их не пустили», бывают такие случаи. У нас инструкция внутренняя, специально для аэропорта написанная, мол, «не допускать у клиентов ресторана состояния сильного алкогольного опъянения». У нас же здесь не ночной клуб, а режимный объект. – Он поставил перед официанткой два стакана. – Прошу. Все, как ты хотела.
– Спасибо, Серенький. Только боюсь, что им уже и этого будет чересчур, – вздохнула официантка, – там проблемы какие-то, я так понимаю, личные.
Картье вдруг сделалось интересно. Он захотел увидеть эту парочку, привнести в свою коллекцию наблюдений за человеками новые впечатления. Расплатившись, он оглянулся по сторонам, но никого похожего не увидел и обратился к бармену с вопросом, где могут сидеть люди, которым он только что готовил «легкий» коктейль.
– Наверное, они в глубине зала. Отсюда не увидите. Вам надо сейчас пройти вон туда, – бармен водил рукой, словно раздвигал миры. – А потом направо.
Коротко поблагодарив, Виктор последовал его совету. Он сделал несколько шагов, повернул направо и сразу же увидел там, в самом дальнем углу Штукина и Лену. Почему-то он не предполагал, что это могут быть именно они. Как-то они у него не вязались с пьянством. Виктор зашел за колонну и принялся наблюдать.
Штукин время от времени пытался наклониться, приблизиться к Лене, но всякий раз она отстранялась, а однажды даже руку перед собой выставила, и Штукин безуспешно попытался руку эту поцеловать. После этого уже не могло быть никаких сомнений, что он, Картье, стал свидетелем семейной сцены, скандала, во время которого ему лучше не появляться, иначе неизвестно, к чему это вообще может привести.
«А вдруг она все ему рассказала?» – Мысль эта сперва обожгла лицо Картье, затем прокатилась между лопаток ледяной лавиной и засела в пятках, сделав ноги ватными, а все тело непослушным. Если и впрямь так, то прощай карьера и честолюбивые планы. Как говорится, «добро пожаловать на биржу труда». Пятясь, он отступил в глубь ресторана, затем, крадучись, вышел, поплелся к стойке регистрации, охваченный неуверенностью и страхом. Девица с надменным лицом и в баснословно дорогих очках, с двумя каратами на пальце и четырьмя в ушах, блондинка с полными губами, голубоглазая – служащая аэропорта («Кто ж тебя … дорогуля?» – в восхищении рассматривая ее, подумал Картье, позабыв на время о своих страхах), девица эта, проверив билет Картье, сказала, что он уже зарегистрирован вместе с Еленой Ветровой.
«Ленка постаралась». – Картье тепло улыбнулся и тут же понял, что ничего она этому павиану Штукину не рассказала. Иначе не было бы никакого аэропорта вовсе. Он прошел пограничный контроль (Лены все не было, он поглядывал на очередь у регистрации), в магазинчике беспошлинной торговли купил бутылку хорошего коньяка «Hine». Время неумолимо двигалось к началу посадки, вновь занервничав, он с кислой улыбочкой побрел к арке специального контроля, попутно вынимая ремень из брюк, и вдруг – о, счастье, о, перехваченное дыхание! – две ее ладошки сзади, на глаза, свет померк, и голос, ее милый шепот прямо в ухо: