Афера. Роман о мобильных махинациях

– Сейчас здесь будет начальник СБ, – хмуро сказал Евтушенко. – Пойдете с ним, все расскажете, что только что сказали мне. Он все перепроверит. Быстро. Он умеет. До этих пор ни одна живая душа ничего знать не должна. Я надеюсь, это понятно?

– Так точно! – словно на плацу, в унисон гаркнули Картье и Шедин. Евтушенко скривился:

– Оставьте свои армейские замашки. Не люблю я этого. Не выслуживайтесь излишне. Я все и так вижу. Черт побери, ну и дела…

Спохватившись, что он только что сболтнул лишнее, Евтушенко наградил обоих рукопожатием и велел подождать в коридоре. В дверях Картье и Шедин разминулись с подвижным, сухоньким, неприметным мужичком возраста «крепко за пятьдесят». Это и был генерал-лейтенант в отставке Беклемищев. Сделав карьеру в одном из отделов КГБ, он возглавлял СБ всего огромного холдинга господина Евтушенко, и считалось, что отменно справлялся со своими обязанностями. Предотвратить сидоровские художества он своевременно не смог, что-то не срослось, и финансовая отчетность не была вовремя его департаментом проанализирована. Сейчас он был полон желания выслужиться перед хозяином и его приказ бросился выполнять с троекратным рвением.

Перво-наперво он самым подробнейшим образом допросил Картье и Шедина. Шедин говорил правду, к тому же Беклемищев испытывал к нему известную коллегиальную симпатию как к бывшему сослуживцу. Картье лгал, но ложь его столь удачно дополняла правду Шедина, что выглядела абсолютно правдоподобной, а Беклемищеву только того и надо было. Как спел однажды Высоцкий, «он выволок на свет и приволок подколотый, подшитый материал» и спустя три дня доложил господину Евтушенко о том, что все изложенное в записке является сущей правдой, а Сидорова необходимо немедленно «изолировать» из опасения, что тот может скрыться.

– Не надо никого изолировать, мы публичная компания и закон уважаем, – заявил Евтушенко в ответ на ретивость своего верного пса. – Ты бы, генерал-лейтенант, лучше в оба глядел. Скажешь, не твоя вина, что такое неслыханное воровство было допущено прямо у нас на глазах?

– Виноват, господин Евтушенко, – преданно глядя в глаза боссу, чеканил начальник СБ. – Прошу вашу санкцию на арест Сидорова и Штукина, как непосредственного взяткодателя.

Евтушенко был человеком не злым, но очень не любил, когда кто-то запускал руку в его карман.

– Ступай, я подумаю, – сказал он, качнув головой на поклон Беклемищева, и погрузился в невеселые размышления. Он не хотел выносить этот вопрос на заседание совета директоров, так как видел: ему предоставился прекрасный шанс продемонстрировать всем свою железную волю и решить этот вопрос королевским решением «Казнить. Нельзя помиловать».

На следующий день сотрудники Следственного комитета при прокуратуре РФ арестовали Сидорова и Штукина и заключили их в следственный изолятор Лефортовской тюрьмы. Круг замкнулся. Картье победил и ни разу не вспомнил поговорку «Somebody won, game is not over».

5

Лена плакала, перед ней стоял стакан с водой. Картье нервно курил на кухне штукинской квартиры. Он ожидал чего-нибудь этакого, но ее слезы делали погоду в его душе пасмурной и насыщенной электричеством. Вот-вот готова была разразиться настоящая гроза, он сдерживался из последних сил. Виртуозная комбинация, придуманная им, чудовищный план, воплощенный в жизнь, принесли свои плоды. Во всяком случае, Картье считал его полностью реализованным, а к Лениным эмоциям уговаривал себя относиться лишь как к досадным издержкам, к побочному действию при радикальном лечении, без которого никак было не обойтись.

– Жалость, будь она трижды проклята, – плюща в пальцах сигарету, заговорил Картье. – Какого черта, милая? Ведь мы все это не раз проговаривали, и ты как будто не была против. Теперь тебе только и осталось, что принести в загс справку об аресте и возбуждении уголовного дела против твоего мужа, и вас немедленно разведут. Справку я для тебя организую, это просто. Да что ты ревешь-то, в конце концов?!

– Не кричи на меня. – Лена, всхлипывая, давясь слезами, сделала несколько глотков воды, и ей как будто стало немного легче. – Да, я не была против, но я не могла себе представить, что все произойдет именно так. Ведь он же ни в чем, ни в чем не виноват, ты же это знаешь! То, что ему собираются пришить, – это неслыханная клевета!

– Вот как? – Картье вдруг стало страшно, что сейчас она, чего доброго, скажет, как она на самом деле всегда любила одного лишь Костю и теперь сделает все от нее зависящее, чтобы восстановить справедливость и даровать узнику свободу. Поэтому он выбросил недокуренный окурок прямо в форточку и, уже не расслышав негодующего вопля какого-то почтенного гражданина, которому этот окурок угодил аккурат за шиворот, опустился перед ней на колени, протолкнул голову под ее руки, лбом уперся в живот: