Афера с вином

— Не забывайте, — продолжал Филипп, — что Никола Шовен был французом. Это мы изобрели шовинизм! Некоторые, правда, принимают его за высокомерие. — Филипп подвигал бровями, словно недоумевая, как подобная мысль о его соотечественниках могла прийти в чью-нибудь голову. — Мы страстно любим свою страну, свою культуру, свою кухню и свое patrimoine.[63] И мало кто относится ко всему этому так ревниво, как Ребуль. Бог ты мой, да он даже налоги платит во Франции! Вы же читали его досье. Он постоянно разглагольствует об ужасах глобализации, о размывании французских ценностей, о варварской распродаже за границу национального достояния — предприятий, домов, земель и, bien s^ur,[64] вина. Он наверняка прочитал ту статью о коллекции Рота, а мысль о том, что лучшие вина Бордо, premier cru, томятся в каком-то подвале в Голливуде — подумайте только, в Голливуде! — ему как кость в горле. А кроме того, нельзя забывать и еще об одном факторе, очень важном — это спортивный интерес.

Филипп покивал сам себе и поднес к губам бокал. Софи и Сэм удивленно смотрели на него.

— Ну, если мысль о краже из чисто патриотических побуждений я с трудом, но могу принять, — пожал плечами Сэм, — то при чем здесь спорт, абсолютно не понимаю. Я еще чего-то не знаю о французах?

Филипп удобно устроился в кресле и стал похож на профессора, вразумляющего способного, но нерадивого студента.

— Нет, на этот раз дело не в том, что он француз, а в том, что он богат. Понимаете, после того как человек много лет живет в богатстве, он начинает искренне верить в то, что ему все позволено. Он может осуществить все свои самые причудливые мечты. Может ничего не опасаться. В конце концов, если что-то пойдет не так, он всегда откупится. — Филипп переводил взгляд с Софи на Сэма, наблюдая за их реакцией. — Надеюсь, вы оба согласитесь, что так оно и есть. Это касается всех миллиардеров. Теперь перейдем конкретно к Ребулю.

Компания молодых бизнесменов — короткие стрижки, темные костюмы, массивные часы — вошла в бар и устроилась за соседним столиком. Филипп понизил голос и наклонился поближе к собеседникам.

— Империя Ребуля работает как хорошо отлаженный механизм. Ключевые посты занимают люди, которых он знает много лет, которым доверяет и очень хорошо платит. А чем же заняться самому Ребулю? Ну, иногда он посещает совещания правления, просто чтобы быть в курсе дела, заводит и поддерживает полезные знакомства, дает интервью, иногда устраивает у себя парадные обеды. Для развлечения у него есть яхта и футбольная команда. Но во всем этом нет ни капли азарта. Он уже все сделал, все доказал, всех победил. И ему стало скучно. Я в этом убежден.

Сэм согласно кивал. В Калифорнии он знавал нескольких миллиардеров с теми же проблемами. Некоторые из них, более счастливые, находят себе какое-нибудь развлечение вроде регаты «Кубок Америки»; другие лихорадочно скупают компании или меняют жен; и часто и те и другие кажутся странно неуверенными и не слишком счастливыми. Страдают ли они от скуки? Вполне возможно.

Филипп продолжил еще тише:

— Итак, у нас есть человек с неограниченными средствами, человек, имеющий кучу свободного времени и постоянно твердящий, что обожает Францию и все французское. Что может быть приятнее для такого человека, чем спланировать и воплотить в жизнь забавный проект: возвращение национальных сокровищ на родину? А потом, возможно, пригласить на обед своего друга, префекта полиции, и угостить того краденым вином. Вот это спорт. Вот это азарт. Voil`a.

Филипп потер руки и потянулся за бутылкой.

Сэм не мог не признать, что он слыхал о преступлениях, совершенных по столь же эксцентричным мотивам. Честно говоря, он и сам в свое время совершил пару таких.

— Софи, что вы думаете? — спросил он.

Софи хмурилась, глядя на своего кузена.

— По-моему, Филипп уже написал свою статью. Но да, все, что он говорит, вполне возможно. — Она пожала плечами. — Ну и что же мы будем делать с этим, мои дорогие детективы?

— Давайте решим утром, — предложил Сэм. — А пока мне надо позвонить в Лос-Анджелес и доложить им обо всем.

* * *

Элена сняла трубку после первого же гудка. Ее голос звенел от злости. Сэму уже приходилось слышать такое в прошлом, когда в их отношениях возникали трещины. Обычно в эти минуты его первым побуждением было спрятаться куда-нибудь подальше: в гневе Элена Моралес бывала страшна.

— Элена, не кусайся, — быстро сказал он. — Это я. Твой лучший агент.

Он слышал, что, перед тем как заговорить, она глубоко вдохнула и медленно выдохнула.

— Извини, Сэм. Я только что выслушала ежедневную порцию гадостей от Дэнни Рота и решила, что это он перезванивает. Он часто проделывает такие штучки. Знает, что меня это бесит. — За этим последовала длинная и крайне эмоциональная тирада на испанском, о содержании которой Сэм мог только догадываться. — Уф, теперь стало полегче. Хорошо, рассказывай, как дела.