Афера Сатаны (ЛП)

Мне требуется тридцать секунд, чтобы дотащить его до маленькой двери, вползти внутрь, а затем втащить его тело следом за собой. Я закрываю дверь, снова подхватываю его и тащу к лестнице. Как только за мной закрывается дверь, в комнату врывается группа людей с воплями, по-прежнему застывшими на языках. Я оставляю своих людей заниматься своими делами, а сама тащу Гэри по коридору. У лестницы есть небольшой альков, достаточно большой, чтобы вместить небольшую группу людей.

Я работаю быстро, выучив свой урок. Бывали случаи, когда они просыпались в середине того, как я их связывала, и было так досадно вырубать их снова. Веревки хранятся за лестницей, в готовности к тому моменту, когда я приведу сюда демона.

Я привязываю его ноги к деревянным ножкам стула замысловатым узлом. Это заняло у меня некоторое время, но после первого года в «Афере Сатаны» я освоила завязывание узлов так хорошо, что у них не оставалось шансов сбежать. Я связываю его руки за спинкой стула, а затем привязываю его туловище к стулу, обернув большую веревку вокруг его груди.

Его голова болтается, а в уголке рта собирается слюна. Скоро она начнет вытекать наружу. Скривив губы от отвращения, я хватаю моток клейкой ленты, отрываю кусок и приклеиваю к его покрытому прыщами лицу. Его крики не будут совсем беззвучными, но они будут достаточно приглушенными, чтобы их поглотили другие крики, разносящиеся по дому.

Никто никогда не слышал, как демон зовет на помощь в моем доме. И никогда, блять, не услышит.

Я направилась к комнате, в которой, как я знаю, работает Дженнифер. Я хочу быть рядом с ней, чтобы убедиться, что с ней все в порядке. Я не знаю ее, и она даже не подозревает о моем существовании, но я чувствую необходимость утешить ее. Я так хочу сказать ей, что я о ней позабочусь, что ей больше не нужно беспокоиться о своем насильнике.

Он получит именно то, чего заслуживает.

Как только я уничтожу ее дерьмового парня, — я знаю в своем сердце, что она исцелится и найдет кого-то получше. Как же иначе, когда из ее тела и души удалось вырвать сосущую душу пиявку?

Я нахожу ее в своей игровой комнате, спрятавшись под кроватью. Как только появляется группа, она выползает из-под кровати, ее конечности изгибаются, когда она бежит за ними. Я слышала, как она говорила, что раньше была гимнасткой. Никто не справляется с этой работой лучше нее.

Мы ждем несколько минут, прежде чем слышим шумную группу, спускающуюся в коридор. Я прижимаюсь к глазку, не сводя глаз с пространства, из которого собирается выползти Дженнифер.

Группа вваливается в комнату, спотыкаясь, как кучка пьяных дураков, они кричат и толкают друг друга, пытаясь убежать от монстра, преследующего их с бензопилой. Они гарантированно попадут в эту комнату, так как Шакал стоит в конце коридора, не давая никому приблизиться к нему.

Как по команде, из-под кровати выползает перекошенное тело Дженнифер. Рыжеволосая девушка кричит, и от этого крика я шарахаюсь от стены.

Это было чертовски мерзко.

Хорошо, что от нее пахнет розами, иначе я бы ее убила.

Группа девушек толкает и пихает друг друга, направляясь к выходу, избегая Дженнифер, как чумы. Они распахивают вторую дверь, дерево отскакивает от ограничителя. Если бы его не было, на стене навсегда остался бы отпечаток двери в дешевом гипсокартоне от того, с какой силой люди открывают дверь.

Как только они выходят, Дженнифер встает и мягко закрывает двери. Ее лицо скрыто от глаз, движения медленные. Я затаила дыхание, надеясь увидеть ее нормальное счастливое лицо. Но когда она наконец поворачивается, на ее веках выступают слезы.

Я хмурюсь, мое сердце замирает.

Почему она плачет? Я спасла ее! Она должна радоваться.

Она фыркает, тщательно вытирая глаза, пока слезы не скатились и не испортили макияж.

Она... она не может быть расстроена тем, что ее парень не пришел? Он изнасиловал ее! Как она может расстраиваться из-за такого?

Я рычу, ее неблагодарность выпускает черное облако чернил в меня. Я позаботилась о том, чтобы ее насильник не приближался к ней. Если бы он подошел, то причинил бы ей только боль. Он бы снова запутал ее в своей паутине, и она стала бы жертвой черной вдовы, которая медленно отравляла бы ее, пока не осталось бы ничего хорошего.

Пока ее цветок не увянет.

Я часами стою у стены, наблюдая за тем, как с течением ночи настроение Дженнифер все больше ухудшается. Каждый раз, когда из ее глаз капает слеза, я вижу перед собой маму, рыдающую в ладони, пока папа наказывает ее.

Как только последние посетители вечера покидают ее комнату, она садится на кровать и рыдает. Держа лицо в руках, как маленький ребенок, по ее щекам текут черные слезы от макияжа.

Я тянусь к ней, но стена мешает мне.

— Мамочка? — шепчу я. Светлые волосы Дженнифер превращаются в темно-каштановые волосы мамы, и все, что я вижу, — это женщину, рыдающую от души, молящую о смерти. А потом ее светлые волосы возвращаются обратно, и я не могу понять, за Дженнифер или за маму катится одинокая слеза по моей щеке.