Я задумался. В тридцать седьмом никто подобные вопросы не задал бы. Расстреляли бы всех поголовно, как многих других поэтов, писателей, ученых, студентов. За любые попытки даже литературного объединения. А жен с детьми в лагеря. И не было бы никаких декабристок.
«Союз меча и орала». Интересно, как дорого обошлась афера Остапа Ибрагимовича бывшим? Тем более, сами побежали сдаваться. Уверен, что если не тогда, так потом припомнили и всадили пулю в затылок в подвале или на полигоне. И совесть никого не мучила. А эти сами идеалисты. Хотят кого-то спасти. И не думают, что их то никто не пожалеет.
Я читал, что Бенкендорф лично писал Пушкину письма, когда тот перегибал палку в своих стихах. Остерегал и увещевал. И Пушкину было не по себе после этих писем. Бедненький. Тонкая натура. А если бы зубы повыбивали в тайной канцелярии на Лубянке, да к уголовникам пихнули лес валить лет на десять? А Наталью Гончарову в Казахстан, в лагерь жен изменников родины. АЛЖИР. И детей по детским домам под чужими фамилиями?
Ну что за мысли? Всю жизнь я ненавидел жестокость коммунистов, а тут сам представляю. Стереотип? Выдавить из себя это гумно и не допускать ни в мыслях, ни в жизни.
Стоп, Пушкин же тоже декабристов поддерживал. Этак никаких великих поэтов не напасешься.
Что-то не так в этих рассуждениях. Чую, не туда идем. А объяснить пока не могу. Ну вот не туда совсем. Или не идем, а ведут?
Мое молчание истолковали по своему:
— Взгляните на выписки. Для Вас специально привезли, — подал голос Викентий Иванович, — а мы пока перекусим.
Отлично. Есть время для маневра. Алексей прибежал по первому зову. Великих разносолов нет, но печеный свиной желудок с кашей, поросенок, украшенный яблоками, судак разварной, непременная водка стол украсили за пятнадцать минут. Не считая множества холодных закусок, вроде соленых рыжиков в сметане, капусты квашенной, редьки с хреном и прочего.
«Почки заячьи верченые, головы щучьи, икра заморская баклажанная», — пробормотал я, устраиваясь в углу с бумагами.
— Идите к нам, до ночи время есть, — позвал Гурский.
— Благодарю, сначала ознакомлюсь.
Передо мной выписки из справок о дворянах, причастных к тайным обществам. Цвет нации. Многие воевали с Наполеоном. Трусами не назовешь. Но на следствии большинство будет сдавать всех и вся, только записывать успевай. Почему? В чем таком разочаровались, что совершенно не по-дворянски поступили. Прямо скажем, не Молодая Гвардия. Значит, такое узнали, что подорвало всякую веру и заставило отдаться на милость победителей.
Старинные роды, князья, графы. Весьма приличный достаток. Крестьяне свои, и не мало. Имения и доходы. Что вам всем не живется?
Полковнику Пестелю триста душ решено подарить за образцовое состояние вверенного полка. И сноска, что он лично приказал запороть до смерти как можно больше солдат. Не очень гуманно. Если народ любит, тогда вопрос, чей? Читаем дальше. Ярый приверженец казни царской семьи в полном составе. В своей конституции предусматривает «Приказ государственного благочиния», особую тайную полицию, которая должна быть в центре всех государственных механизмов и всем руководить. Предтеча ВЧК-НКВД-КГБ-ФСБ? Это что, у нас страна победившего декабризма? Что еще? Вот, предлагает департацию народов Кавказа. Какие передовые идеи. Опередили время на сто двадцать лет. Не зря декабристов вспоминают постоянно. На Кавказе сейчас торговля рабами в полный рост. И своих продают и чужих. Так и в России продают. И покупают. И турков и пленных французов. В чем-то эмоции можно понять. Но тут четкий расчет. И я пока не понимаю, чей.
Каховский. Проиграл в карты всех своих крестьян. Все, пора на перерыв.
Молча подсаживаюсь к столу. Мне наливают водки. Выпиваю и закусываю. Но спиртное не берет. Только мешает. Мозг ищет закономерности, дыры в логике событий и фактов, считывает настроение собеседников и их реакцию.
Чего ее считывать? Они жалеют своих. Но и по-другому поступить не могут. Присягу давали Государю. Разговариваем на отвеченные темы. О медицине, об устройстве армии. Вижу, что от меня ждут реплик, но только слушаю, с советами не лезу. Зашла речь о стойкости и мужестве русских воинов против французов.
— Как считаете, — в прямую меня спросил Гурский, — наш солдат бойчей француза? Хоть и отступали поначалу, но потом переломили.
— Я считаю, что простая команда «ложись» спасла бы половину личного состава при артиллерийском обстреле. Да и при любом. Без всякой бойкости.
Это я «Войну и Мир» вспомнил. Там тоже стояли солдаты с Болконским вместе. Под ядрами. Строем плотным. Потери на пустом месте более половины полка.
— Позвольте, но это трусость, ядрам кланяться, — возразил Гурский.
— А не увернуться от смерти — дурость. Матерям потом объяснять как будете, что традиция такая, героическая? Впрочем, бабы еще нарожают, так? — Я говорю тихо, без всяких эмоций, но в полной тишине.
— Но все подумают, что струсили. Разве можно допустить?
— Думают победители. Проигравших хоронят. Вы в шахматы умеете играть?