Аферист

Сито нашли. Марлю тоже. Инструмент готов. Я подвел помощника к мужику. «Анестезиологом будешь». Объяснил, что надо делать и за чем наблюдать. Сам наложил сито с пропитанной марлей на лицо пациенту. Придется помощнику пока рукой придерживать.

— Позвольте, — тихо спросил Иван Федорович, — вы желаете убрать боль таким способом?

— Ага, — глянул я на крестьянина, — говори по именам, кто в твоей деревне живет.

«Васька, Леха гнедой, Петька большой и Петька драный, Никита Иванович, Серега…»

— Все, спит, — отметил я.

Над маской круглые карие глаза.

Ограничили пеленками живот. Резать придется по средней линии. Пупок только обойти слева, не забыть. Никогда я не делал лапаротомию людям. Видел, да. Собакам делал. Аж два раза. Одна из шабашек была — по ветеринарной линии. Нажрутся на улице гадости, потом что-нибудь острое кишку проколет. Почитал, как это у людей и вперед. Выжили обе. Но то собаки.

Сергей тоже два раза делал такой разрез. В надежде на лучшее. Ведь не все умирают. Но у него не получилось.

— Все нормально, давай.

Кожа, тонкая подкожно-жировая клетчатка, апоневроз. В нем мышц нет, поэтому тут и режут. Раскрыли брюшную полость. Буш смотрит опытным взглядом на кишку с дыркой и зелеными краями. И на Сергея, потом на меня.

— Мне очень жаль. Перфорация кишки привела к перитониту. Шансов нет. Нужно зашивать. Я объясню его превосходительству.

— Сейчас посмотрим все, — говорю я.

Сергей осматривает кишечник. Только одна дырка. Чего-то сожрал острое. И вопросительно на меня.

— Чего ждем? Иссекаем края, ушиваем кисетным швом. Так же погружаем.

Сергей вытирает пот рукавом, Буш умничка, берет иглу и помогает. Дыру утянули, благо после удаления мертвых участков небольшая. Затем я велел подать кипяченой воды, вылил в полость и промыл кишки. Воду отсосом убрали. Буш с Петровым ловко зашили рану. Я потребовал трубку из бараньей кишки для дренажа. Ее подшили к коже, чтоб не дернули случайно.

Маску убрали. Больной стал приходить в себя.

Я стянул марлевую повязку: «Два дня не кормить, только поить. Потом жидкой кашкой понемногу, но часто. Я еще потом расскажу».

Раздался треск. Я не сразу сообразил, что это хлопки. Полтора часа сосредоточения и нервного напряжения выкинули из реальности. Громче всех аплодировал Буш.

— Господа! — вскричал он, — мы стали свидетелями великого события. Завтра во всем мире будут повторять то, что мы увидели. Погружение больного в сон на время операции не просто новое слово. Это прорыв в хирургии. На наших глазах ушита кишка. Вы хоть понимаете, что это значит?

— Ну, кишка ушита, — улыбаюсь я, — было нелегко, но мы справились.

— Ранения в живот, — Буш стал серьезен, — теперь это не будет приговором. Все раненые получают шанс.

— Виват Петрову, — закричали вокруг, — виват Бушу, виват Зарайскому!

Нас подхватили и вынесли в коридор. Опустили только в фойе. Меня сграбастали в объятия. Дыхнуло водкой. Веретенников умильно смотрел «Дай, я тебя облобызаю». Увернуться не удалось. «Все в ресторацию за мой счет» — пробасил купец.

Оказалось, он заранее снял зал и заказал меню. Печаль заливать, в случае неудачи, или победу праздновать. Пока рано говорить о результатах, надо наблюдать. Но настроение у всех выпить и закусить. Толпа столичных и местных врачей внесла меня в зал. Пить я отказался, а вот поесть очень рассчитываю.

Буш вернулся с доклада и сообщил, что Виллие очень заинтересовался результатом. Из-за чего отложил отъезд на день. Утром сам посетит с обходом пациента. Завтра Губернатор дает торжественный обед в честь успехов костромской хирургии.

Подошел и Гурский.

— Поздравляю, Андрей Георгиевич! — Сжал он мою руку, как клещами.

— Благодарю сердечно, Дмитрий Семенович. Как видите, совсем без шума не обошлось.

— Вижу. Победителей не судят. Могло статься по-другому.

— Могло вполне. Не выяснили, чьих рук организация сего мероприятия?

— А как же. И заверяю, вы оказали Баумгартену немалую услугу своими успехами. А заодно и мне, неким образом.

— Как бы мне домой отбыть по-раньше, раз все устроилось?

— Никак невозможно до отъезда Виллие с компанией. Нужно еще побеседовать с журналистами, но это вас Петров выручит.

А Петров был мрачен. Я подсел к нему.

— Чего грустишь? Все прошло хорошо.

— Ты обещал делать все вместе. Как я буду рассказывать про твой способ обезболивания?

— Так ты же сам говорил, что потрясение может вернуть мне память. Для меня было сильное потрясение, когда перед тобой умирающий от боли кричит. Вспомнил кой-чего.

— И что, так в твоем мире оперируют? — Он посветлел.

Ответить я не успел. Нас обнял Веретенников:

— Эх, господа, радость — то какая. А что, Андрей Георгиевич, скажите мне темному про перспективу. Будут такие маски спрашивать?

— Такие можно сделать. Сам видел, просто все. А вот перевязочные пакеты для армии, это другое дело.

Купец приложил палец к губам:

— Тссс. Все после. А то тут желающих много.