Утром я узнал трагичную историю Ивана Яковлевича. Мещанского звания, сын мелкого чиновника, он закончил четерехклассную гимназию в Вологде, где страстно полюбил минералогию, а затем и химию. Именно в высоком смысле. Талантливый самоучка пристроился помощником на заводе по производству серной кислоты. Там изучал труды Леблана по производству соды.
Чтобы эту соду сделать промышленным способом, надо завод серной кислоты построить, сульфатную и содоплавильные печи. Весьма серьезный комплекс. В России еще нет. Соду покупают за границей и задорого. А она нужна в производстве взрывчатки, стекла, теперь уже и резины, да много еще где. Ученый Френель попытался обойти дорогостоящее производство, но не удалось. А Рослину удалось.
Случилось все как всегда и во все времена. Никто из начальства не захотел менять привычную жизнь. Поставщики, откаты, сбыт. А тут новшества. Угрозу стабильности быстро устранили.
Уехал Иван Яковлевич к сестре в Кологрив. Своего увлечения не оставил. Но жизнь становилась все хуже. Перебивался частными уроками для купеческих детей. Но Кологрив не Москва. Издержался весьма. И уже был в отчаянии, когда от Петрова письмо получил с приглашением. Собрал самое дорогое: свои записи и дневники, и пошел. Добирался практически пешком.
Я смотрел на него, обхватив ладошками щеки. Знакома мне такая категория людей. Их беречь надо и тщательно пестовать. Про себя уже дал ему псевдоним «Химик».
Сергей не ожидал увидать приятеля в таких расстроенных обстоятельствах. Растерянность появилась на его лице. Но я то знаю цену энтузиастам.
— Сергей Павлович, баня нужна срочно. Держите сто рублей на одежду. Все тряпки сжечь вместе со вшами.
— Сейчас распоряжусь, — грустно кивнул Петров.
— Отлично, а мы пока побеседуем с господином Рослиным.
— Крайние обстоятельства сподвигли меня предпринять путешествие, к коему я не был готов, — начал мямлить Химик.
— Иван Яковлевич, сейчас мы наедине. Буду говорить прямо и откровенно. Надеюсь, никаких эксцессов, связанных с ущемленным достоинством, не произойдет. Впрочем, я готов публично извинятся в случае необходимости.
— Можно раздавить достоинство, но нельзя раздавить тягу к познанию.
— Мудро. И все же я не хочу использовать ваше положение. Поэтому, в случае расхождения интересов я выделю вам пятьсот рублей в качестве компенсации. Купленная одежда тоже останется за вами.
— Это большие деньги. Я могу купить домик рядом с Суличем и безбедно жить пару лет. Но вы весьма категоричны.
— Имею на то веские причины. Итак, мне нужен преданный человек. Не просто сотрудник, но соратник. Вы будете заниматься наукой. Я буду вас направлять. Все результаты остаются здесь. Полная секретность всего происходящего. Подумайте хорошо.
Я видел, что поставить под сомнение его честность, значит, обидеть. Поэтому никаких пугалок. Это растения тепличные.
— Я человек непрактичный. Но приму все ваши условия.
— Скажу больше. Мы все тут, как одна семья. Независимо от званий и должностей. Это главное. Говорят, вход рубль, а выход — два. Но тут выхода нет. Вы останетесь с нами, пока живы.
— И глава этой семьи Вы?
— И глава этой семьи я.
— Я сначала хотел возразить, — после паузы сказал он, — Вы же так молоды. Но не стал. У вас глаза видавшего виды человека.
— Ну вот. В одну из тайн семьи вы уже начали заглядывать. И все же, подумайте.
— Не буду. Я согласен. Эта таинственность завораживает.
Вернулся Сергей:
— Баню затопили. Через час готово будет. Белье чистое нашли. Послал Ольгу Филипповну в лавку за сюртуком и панталонами. Она твои старые башмаки забрала для примерки.
— Жизнь налаживается. Значит, так. Пока жалование ваше сорок рублей в месяц. Жить будете у Ольги Филипповны. Сразу приступайте к организации лаборатории. Заказов будет много. Финансировать все взялся купец Илья Силыч Веретенников. Составляйте необходимые заказы и срочно.
Ольга Филипповна уже выглядывает от своего подъезда. Заборы между домами снесли. Теперь имеется весьма обширный общий двор. Неловко кивая Химик пошел босиком собираться на санитарную обработку.
— Не думал я, что увижу его таким, — словно извиняясь сказал доктор, — мы встречались в Москве. Увлеченный, с горящими глазами. Жениться собирался. А сейчас тридцать пять лет. Жизненные силы угасают. Я даже подумал, что ты откажешь ему. И я бы понял.
— Силы мы ему вернем. Ничего там не угасло. Внимание человеку нужно. И ощущение важности того, что он делает. Все правильно будет. А что внешние признаки благополучия, так то полная ерунда. Я тебе так скажу, народ, который не бережет своих таких, не от мира сего, не дает им дело по талантам, а ценит только внешний лоск — обречен на застой. Культура юродивых у русских именно и двигает вперед научную мысль народа. Не обидеть и дать кусок, а там и само пойдет. Найдутся и подвижники, и рукодельники.
— Есть другие культуры?
— Конечно. Возьми любые народы, которые уважают только силу и богатство и не заботятся о своих чудаках, и ты увидишь отсутствие наук и упадок искусств. Причем, народы эти весьма древние. Но до сих пор дикие.
— Он справится?