И означать эти слёзы могут что угодно — от действительного раскаяния до лукового сока на слизистой. Такие тоже бывали в моей практике. Рыдай, рыдай. А я тем временем перекурю.
Пока клиентка дозревает, можно подумать. Людочка не тот человек, что стоит на вершине пищевой цепи. Мерзкая — да, обнаглевшая — да. Но масштаб не тот. Мне не заржавеет и проверку бумаг устроить, но врать ей сейчас не резон, понимает же, что дачей ложных показаний она своё положение только усугубит.
По её словам выходило, что пожертвования рабочих комбината составляли едва десятую часть той шефской помощи, что оказывало предприятие в целом. Но до целевых счетов у Людочки руки были коротки, так что её югославские сапоги, которые стали первой ласточкой помощи коллектива химкомбината отдельно взятой сиротке Людмиле, были очень скромной платой за хлопоты. Сапогами, конечно, дело не ограничилось. После того как никто не заметил утечку, руку в фонд подопечная запускала с завидной регулярностью. Тащила понемногу, чтобы не вызвать подозрений, и всё было хорошо и гладко. До меня. Нет, главная гнида где-то в детдоме окопалась или в ближайшем окружении.
Сигарета кончилась, новую доставать не хотелось. Значит и тебе, голубушка, харе слёзы лить. Демонстративно придавив окурок в найденной чашке с Людочкиной помадой на бортике, я поймал паузу в рыданиях и обернулся:
— Ну-с, продолжим? Как наши дела? Не понял, где заявление?
— Па-па-паростите, я всё осознала, больше так не буду. Я всё возмещу, клянусь.
— Естественно. Это даже не обсуждается.
— Что со мной будет?
— Товарищеский суд решит. Приходные и расходные книги на стол!
Стоит оценить масштаб работы и подумать, кого бы к нему привлечь.
В тот момент, когда из несгораемого шкафа появилось искомое, дверь дёрнулась, и на порог шагнул завком.
— Товарищ Волох? — сунулся он к нам. — Что здесь происходит?
Интересно, он в курсе маленькой женской слабости подчинённой?
— Это он во всём виноват. Он придумал! — заверещала вдруг Людочка, указывая острым наманикюренным ногтем на начальника.
— Что за?.. — попятился тот. — Людочка, что с вами?
— Со мной что? Меня под суд из-за тебя. При всех позорить будут, а ты в стороне думаешь остаться?! Погодите, я вам расскажу, как этот змей меня уговаривал, какие горы золотые обещал.
Забираю свой вопрос о слабостях. Тут всё куда интереснее. Где мой попкорн? Такое шоу намечается, хочу мягкое кресло и банку пива. Ну давайте, расскажите мне всё. Бокс!
— Людмила! — тоном глубоко оскорблённого человека начал завком.
— Записывайте, товарищ майор. Всё придумал завком Масько. Я не хотела, но он меня заставил.
— Майор? Что за чушь?! Я не понимаю, о чём она.
— Всё он понимает. Думал, на меня всех собак в крайнем случае, а ему путёвка в Евпаторию. Вот как хорошо всё устроил, до меня сейчас только дошло.
— Замолчи!
— Ну нет, я молчать не буду. Не собираюсь одна за всю вашу шайку отвечать. И ты, и племянница твоя, кассирша, бесстыжая морда. Все под суд пойдёте.
О! Ещё один фигурант по ходу дела выявляется.
— Товарищ Волох, не слушайте её, кажется она не в себе.
— Да ну? А кто себе костюмчик присмотрел заграничный? Кто мне вот эти сапоги продал?
— Дудки! Кто тебе поверит? Я здесь работаю двадцать лет без малого, любого спроси — подтвердят мою кристальную честность.
— А расписочка?
— Какая расписочка?
— Та самая, согласно которой деньги из кассы взяты на приобретение оборудования для народников с обязательством возмещения. Думаешь, я её выкинула? Как чувствовала, что ещё пригодится.
— Ах ты, стерва! — выставив руки на манер мёртвой Панночки, пошёл завком на Людочку.
— И что ты мне сделаешь? — не испугалась та.
— Удавлю гадину. Я тебя из помойного ведра вытащил, в люди вывел, а ты в ответ чёрную неблагодарность.
— Меня из помойного ведра?! Да ты на себя посмотри! Где бы ты был, если бы не я?
— Я — где? Да с моим дипломом меня с руками оторвут в любом плановом отделе. А ты как была базарной торговкой, так и осталась.
Людочка не выдержала первой. Издав боевой клич команчей, она швырнула первый попавшийся под руку предмет. Дырокол пролетел над ухом завкома Масько и застрял в плакате «Человек труда — герой нашего времени!»
— А ну сели, оба! — стукнул я по столу.
От моего стука дырокол вывалился из дыры и грохнул об пол. Дверь приоткрылась, а потом и распахнулась, впуская смутно знакомого человека при костюме и портфеле. Где-то я его видел.
— Вы к кому, гражданин? — обернулся я. — Не видите, работаем.
— Что происходит? — уставился он на тружеников кассы и творцов новогодних утренников, игнорируя меня.
— Ревизия, — перегородил я ему путь. — Покиньте помещение.
Мужик наладился что-то спросить, но тут мы узнали друг друга, его лицо вытянулось, и он шарахнулся, резво выскочив наружу. Неделю назад он точно так же резво бежал из комбинатовской столовой, прижимая в груди драгоценный портфельчик.
— Кто такой? — обернулся я к Людочке.
— Заместитель по административно-хозяйственной части, — всхлипнула та.
— Заместитель, говорите. А что же он так испугался?
— И правда. Не знаете, товарищ Масько? — ехидно взглянула она на начальство.