Аферист

Я посмотрел вперед и оторопел. За рулем сидел такой огромный тип, рядом с которым пригласившие меня на прогулку парни казались ребятами из начальной школы. Его крупная лысая голова на бугрящейся мышцами шее подпирала потолок, а монументальные плечи закрывали почти весь обзор сзади сидящим. Гиганта я прежде не видел, потому что забыть такое невозможно. Но у меня были большие сомнения, что я хочу познакомиться с ним поближе. Хлопнула дверь, отрезая меня от мира простых граждан (а также моря, пальм и белоснежных лайнеров). Немецкий крейсер вырулил на дорогу под нерешительные и робкие сигналы других автомобилей. Моя новая компания хранила молчание. Они то ли больше не хотели со мной разговаривать, то ли просто песню слушали. А Михаил Круг, как ни в чем не бывало, продолжал:

Золотые купола
На груди наколоты,
Только синие они
И ни крапа золота.

Меня пробрала дрожь, я понял, что влип. Правда, в тот момент я еще не знал, насколько серьезно. В последний миг, за секунду до того, как захлопнулась дверца, я увидел подъезжающий к месту встречи «БМВ» с пацанами, которых послал Антонио. Они опоздали.

Над обрывом на краю
Сердце дрожь охватит,
Жизнь босяцкую мою
Кто переиначит?

Похоже, я действительно оказался на краю, хотя и не мог понять, как это произошло. Песня начинала действовать на меня угнетающе. Возможно, потому что я услышал в ней скрытый смысл.

Кто стакан мне поднесет,
Кто свечу погасит,
Кто простит, и кто поймет,
И кто по мне заплачет?

Мне очень не хотелось воспринимать эти слова на свой счет, особенно последний куплет. Тем более что окружающие меня в данную минуту парни не были похожи ни на «прощающих», ни на «понимающих». А плакать по мне они уж точно не будут.

* * *

Крещатик остался позади. Машина пронеслась по мосту, выпрыгнула на левый берег и помчалась по широким проспектам, удаляясь к окраинам города. С каждым оборотом дорогих немецких колес мое беспокойство нарастало. Надежда на то, что все произошедшее – совпадение, уже растаяла, как весенний снег, не оставив после себя даже маленькой лужицы.

В окнах замелькал наводящий самоубийственную тоску своими унылыми серыми многоэтажками и бронированными сигаретными киосками спальный район Киева. Троещина? Похоже. Киевский Гарлем. Как-то я себя в центре уверенней чувствовал… Хоть бы объяснили, в чем претензия. А то вывезут за город, зароют – и знать не буду за что? Беспокойство нарастало. Когда вдалеке показалась лесополоса, я был близок к панике. Но мы свернули в другую сторону. К кладбищу. Все, финиш. Нет, въезжаем в поселок.

Наконец наше путешествие подошло к концу. Мы миновали красивые кованые ворота и въехали во двор большого двухэтажного особняка, который был окружен огромным трехметровым забором из красного кирпича. Сам двор был выложен камнем. «Мерседес» остановился, и сидящие по бокам от меня братки выскочили наружу. Лишь тут я заметил, что за нами следовала еще одна машина, красная «девятка».

– С вещами на выход, – неожиданно проявил чувство юмора бультерьер, тыкавший на Главпочтамте в меня пистолетом. – Иди в дом.

Я вышел из машины и обернулся к одному из сопровождающих.

– Может, все-таки объясните, в чем…

Договорить я не успел, и причиной тому был удар в скулу. В голове будто взорвалась граната, в глазах потемнело, и я еле устоял на ногах.

– Щас тебе все объяснят.

Из машины вылез водитель, и я еще раз поразился его габаритам. Метра два ростом, метра три в ширину. Вельветовый пиджак, обтягивающий широченные плечи и явно шитый на заказ, сидел на нем хорошо, правда, выглядело это так, словно его натянули на скалу. Каменное лицо неандертальца с широкой квадратной челюстью и выдвинутыми надбровными дугами не выражало никаких эмоций. Итальянец Чезаре Ломброзо, увидев такой экземпляр, сошел бы с ума от восторга и немедленно поставил бы его на обложку своей книги о преступном типе человека. Где вообще его нашли? В музее антропологии?

Меня втолкнули в комнату, и человек-гора молча застыл за моей спиной. В комнате находился один-единственный человек, и я с ужасом понял, что знаю этого человека.