Он вышел из машины и пошел вдоль сквера неторопливой прогулочной походкой. Однако на его лбу появилась озабоченная складка – слишком напряженный наступал момент.
Едва он уселся к себе в машину, как возвратился Сорокин. Он был возбужден и едва сдерживал рвущееся наружу торжество.
– Лев Иванович! Есть! – почему-то шепотом доложил он и плюхнулся с размаху на сиденье. – В гостинице они. Игнатьев Валентин Владимирович и Парамонов Александр Федорович. Один номер на двоих. Еще не выходили. Вселились вчера вечером.
– Ты предупредил, чтобы персонал помалкивал? – спросил Гуров.
– А я даже не говорил, кого ищу, – хвастливо заявил Сорокин. – Я просто сунул там портье под нос «корочки» и журнал регистрации потребовал. Сказал, что к нам сигнал поступил, будто у них номера проституткам сдаются на ночь. Он так напугался, что даже не стал вдумываться, есть ли в таком действии состав преступления – отдал мне журнал без звука. А эти там в самом конце – черным по белому… Ну, я для отвода глаз полистал немного, пообещал, что мы еще с ними разберемся, и скорее сюда.
– Лгать грешно, – покачал головой Гуров. – И пугать честных людей, между прочим, тоже. Но на первый раз я тебя, Сорокин, прощаю. Тем более ты хорошую весть принес. Значит, не зря наши мучения. Теперь остались совсем пустяки – взять обоих.
– А может, прямо в номере их, а? – спросил Сорокин.
Гуров покачал головой.
– Подождем немного, – сказал он. – Мало ли что. Мы в номер вломимся, а кто-то из них, допустим, на минуту вышел. Услышит шум, навострит лыжи, и ищи его потом! Или еще, не дай бог, стрельбу кто-нибудь в гостинице откроет, а там люди. У машины будем брать. Их местные гаишники тормознут, а мы подключимся. Ребята вроде толковые. Не должны подвести.
– Так мы их полдня будем ждать, – подал вдруг голос Крячко. – Они сейчас в ресторан пойдут, омлет жрать будут, кофе с круассанами дуть…
– У тебя одно на уме, – проворчал Гуров. – Лучше бы о том подумал, что с полным желудком бегать неудобно.
– А бегать я вообще не согласен, – сказал Крячко. – В моем возрасте это смешно – бегать.
– Ничего, сейчас тебе будет не до смеха, – сказал Гуров.
Он вдруг пристально уставился на дверь гостиницы, из которой вышел крепко сбитый и довольно высокий человек в костюме и белой рубашке без галстука. Его круглая голова была острижена почти под ноль. Складки на шее с такого расстояния видно не было, но шея была хоть куда – мощная и раскормленная. В руках человек держал чемодан. Неторопливой, переваливающейся походкой, так свойственной тяжеловесам, он направился прямиком к «девятке», с которой не сводили глаз оперативники.
– Вот так попали, на ровном месте, да мордой об асфальт, – озабоченно пробормотал Гуров. – А где же второй?
– Он же первый, – поправил Крячко. – Может, за номер расплачивается? Съезжают, похоже, гады!
– Пока правильнее сказать – съезжает, – заметил Сорокин. – Может, они разделиться решили? Как думаешь, Лев Иванович?
Гуров не ответил. Он только беззвучно выругался, потому что в этот момент из-за сквера, оглушительно визжа тормозами, выскочила милицейская «Волга», сделала крутой разворот и, распугав стайку воробьев на тротуаре, въехала на автостоянку, едва не врезавшись со всего разгона в «девятку». Тяжеловес, который в этот момент укладывал чемодан в багажник, от неожиданности подпрыгнул и отпрянул от машины.
Из «Волги» выскочил лейтенант Панин с гаишниками. Он бесстрашно подскочил к водителю «девятки» и, не успев даже вымолвить слова, получил от него страшный удар в лоб. Это был чистый нокаут. Панин, как пушинка, взлетел над площадкой и упал на багажник «девятки». Крышка багажника захлопнулась под тяжестью его тела. Тяжеловес метнулся к машине.
– Чистый Чикаго! – с удовольствием сказал Крячко и нажал на ручку дверцы. – Пойдем, Лева, помахаемся, что ли?
– Вы махайтесь, – буркнул Гуров, – а я пас. В моем возрасте махаться смешно. Я лучше делом займусь.
Они покинули машину и разошлись в разные стороны. Гуров поспешил в гостиницу, а Крячко и Сорокин побежали на автостоянку.
Тем временем тяжеловес, распугав ошеломленных противников, втиснулся за руль «девятки» и с пол-оборота завел мотор. Машина взревела, выпустила шлейф сизого вонючего дыма и помчалась. Гаишники уже пришли в себя и схватились за пистолеты.
Выстрелы застучали один за другим, точно кто-то невидимый беспорядочно и весело принялся колотить палкой по медному тазу. По крайней мере две-три пули сразу попали в цель. Но остальные пропели в воздухе в опасной близости от голов Крячко и Сорокина. Те тут же залегли от греха подальше и принялись вопить, чтобы гаишники прекратили стрелять. Те их не слышали и прекратили обстрел, только когда кончились патроны. Потом они принялись лихорадочно перезаряжать пистолеты.