Аферисты - Славные времена

Нина кивнула на развешенный под потолком, ещё не высохший костюм, в котором Альфред Викторович нырял в ручей, спасаясь от прицельной стрельбы Толстенко.

- Этот для свадьбы уже не годится.

Альфред Викторович признавал, что без определенной доли здорового цинизма жить невозможно, но как и во всем, он соблюдал чувство меры.

- Нина... Венчаться в церкви, где неделю назад отпевали твоего мужа?! Не слишком?

- В самый раз. - небрежно бросила она. - Поговорим лучше о делах.

- Нина, но это..

- Что это?! - резко оборвала она. - Альфред Викторович, хуже чем о нас думают, больше уже невозможно! И плевать я на все хотела! На все разговоры!

- Да при чем тут разговоры. Нина?! - застонал Альфред Викторович. - Я не желаю той жизни, которую ты предлагаешь! Ты волочишь меня под брачный венец, а сама приглядела себе молодого любовника, этого хлыща из борделя Матильды! Да я... Я тебя просто теперь боюсь! Прощай, дорогая!

Он сорвал с веревки свой все ещё влажный костюм, вернулся в комнату и в сосредоточенном темпе принялся паковать походный чемодан. Приходилось удерживаться от размышлений - куда он уйдет и зачем уйдет. Уходить было решительно некуда и даже денег не было, чтоб стартовать в новый период жизни. Но все одно - главное исчезнуть отсюда, испариться навсегда из мест, где с каждым днем положение становилось запутанней и опасней.

Он затянул ремни чемодана, разогнулся и обнаружил, что Нина стоит в дверях, удерживая на весу чашку кофе.

- Альфред Викторович, - неторопливо и с едва приметной улыбкой сказала она. - Во-первых, надеюсь, что вам будет стыдно устраивать пошлый трюк - жених сбежал из-под венца. В какое положения вы меня поставите?

- Мне на это плевать, - буркнул он.

Она помолчала, с интересом наблюдая, как Альфред Викторович старательно прибирает белье на диване, потом подтягивает галстук и надевает пиджак.

- Альфред Викторович.. Подумайте вот о чем... Что мне стоит вспомнить, такую к примеру деталь... У одного из бандитов, которые убили Федора... Когда он меня вязал... Я заметила на пальце золотой перстень... Пошленькая, дешевая такая золотая штучка - печатка с черепом и крестом на нем изображена.

Альфред Викторович непроизвольно схватился за жилетный карман - такой перстень у него был, не золотой, а медяшка - цыганская работа. Он эту дрянь по своему любил, изредка даже натягивал на палец, стеснялся носить повседневно, но чем-то этот кич был ему дорог.

- Ну и что? - спросил он, не обнаружив перстня.

- Перестаньте, Альфред Викторович. - нахмурившись сказала Нина. - Про перстень я раньше времени врать не буду. Я попросту скажу подполковнику Афанасьеву, что, поколебавшись, я превозмогла сама себя и решила сказать правду - вы были среди бандитов. Вы - убили Федоры. Вы с напарником оглушили и связали меня. И попаду в точку! Именно так видит все события наш подполковник Афанасьев! Он ещё не повязал вас только потому, что Я его просила этого не делать!... До выяснения всех обстоятельств.

- Нина... Как это непорядочно! Это шантаж! - возмутился Альфред Викторович. - Ты знаешь, что это неправда!

- Поскольку правды не знает никто, то сойдет и такая версия. насмешливо сказала она. - Во всяком случае, её будет достаточно, чтобы Афан-Шериф вас арестовал и даже в самом лучшем случае, изрядное количество времени помариновал в кутузке...Оставьте свой чемодан, идти вам все равно некуда, поговорим о делах.

Альфред Викторович нагнулся, поднял чемодан, в прихожей снял с гвоздя и перекинул через руку дубленку, но уйти без последнего слова не мог. А потому сказал через плечо.

- Комаровского нельзя запугать шантажом.

Ответ прозвучал тут же.

- Комаровского можно купить На это оскорбление Альфред Викторович не ответил - пусть так: у него случались самые разные сцены при окончательном разрыве с партнершами. Бывали слезы, бывали драки, он привык ко всему и, в конечном счете, полагал, что ради возвращения свободы, профессиональные принципы допускают смирение гордыни перед оскорблениями, избиениями и шантажом.

Он покинул флигель и твердыми шагами двинулся мимо виллы к воротам. Возле них с лопатой в руках, по пояс обнаженный, трудился Котяра разбрасывал последний снег, залежавшийся в тени. Котяра приметил Комаровского, оскалил зубы и крикнул весело.

- Привет, хозяин!

- Привет, холуй.

С десяток шагов Альфред Викторович ожидал не то чтоб выстрела в спину, но хороший булыжник должен был треснуть его по затылку. Ничего подобного не случилось - Котята проглотил обиду: может затаился, а может был уверен, что имеет дело с настоящим хозяином, которому в плохом настроении дозволено пинать свою челядь ногами - за это челядь и деньги получает.