Мне так хорошо… Только чувство скорой утраты не даёт насладиться поцелуем полноценно. Не знаю, что будет после, какими станут наши отношения, когда вернёмся на эту чёртову вечеринку, где мне совсем не хочется находиться ни сейчас, ни потом. Но сейчас, когда Невский целует меня вот так, я таю в его руках и верю, что всё у нас может сложиться совсем иначе.
– Всё, – выдыхаю рвано, стоит только пальцам Давида начать приподнимать подол моего платья. – Всё, хватит.
– Аля…
И голос Дава ещё долго звучит эхом внутри меня. Он прислоняется лбом к моему лбу, дышит надсадно и тяжело, в такт тому, как я пытаюсь втянуть в себя хотя бы порцию кислорода. Всё произошедшее воспринимается слишком остро, но нужно найти в себе силы, чтобы разорвать этот порочный круг.
– Поехали, пожалуйста. Нам нужно вернуться обратно.
– Ты этого хочешь?
– Да.
Я вру и знаю, что Невский это понимает. Отстраняется, заглядывает мне в глаза и в этот момент так хочется сказать: «Увези меня отсюда и люби столько, сколько нам отмеряно». Но вместо этого повторяю увереннее:
– Да, я хочу обратно.
Дав ничего не отвечает, просто делает шаг назад, обходит машину и садится за руль. Я занимаю место возле него, украдкой слизывая с губ вкус нашего поцелуя.
Это было в первый и последний раз вот так – нежно, осторожно, по-настоящему. Я сама захотела, чтобы всё завершилось одним-единственным разом. Почему же сейчас так больно осознавать, что больше никогда не смогу познать на вкус губы этого невыносимого и самого желанного мужчины?
Несколько последующих дней я провожу в благословенной тишине. Занимаюсь своими делами, а с Оксаной и Давидом общаюсь посредством смс и редких звонков. И вроде бы всё то же и так же, но меня не перестают атаковать сотни мыслей.
Мне вообще начинает казаться, что я только и делаю, что размышляю. О словах, сказанных мне Невским наедине – беспрестанно. И понимаю, что загнана в ловушку, из которой выхода нет. Вытравить чувства к Давиду невозможно, их становится всё больше, они затапливают с головой. Не раз задаюсь вопросом, не самовнушение ли это, и понимаю, что нет… Как бы мне того ни хотелось.
Но есть ещё то, что важнее всего остального – дружба. Теперь она приобрела какие-то уродливые черты, а я всё равно боюсь потерять отношения, длиною в шесть лет, если вдруг мы перейдём грань.
Я запуталась, мне плохо, я задыхаюсь. И сделать с этим хоть что-то невозможно.
– Аль, ты собралась? Мы уже опаздываем.
В комнату, где я сижу над планшетом, заходит мама, удивлённо приподнимающая брови. Чёрт! Напрочь забыла, что она попросила меня сходить с ней к её подруге. Подозреваю, что только для того, чтобы вытащить из дома, где я забаррикадировалась.
– Мам, прости. Я сейчас. Быстро в душ и через десять минут выходим.
Нет, мне определённо нужно брать себя в руки. Слава звонил и предлагал встретиться, чтобы обсудить перспективу работы в фирме его отца. И это – то, чем мне нужно заняться в первую очередь, а не сидеть и не гонять по кругу одни и те же мысли. Давид и Окс полны планов на жизнь после пары месяцев «кайфа», и за меня тоже никто не подумает ни о работе, ни о будущем.
Пока стою под душем, представляю себя рядом со Славой, от чего хочется поморщиться. Нет, он хорош собой, умён и ответственен. На него засматриваются девушки. И только один недостаток не даёт мне взглянуть на него как на мужчину – он не Давид Невский.
У тёти Наташи как всегда громко от работающего телевизора, на экране которого – очередная порция политиков, обсуждающих то, о чём они говорят годы напролёт. И это помогает мне хоть ненадолго отвлечься от собственных мыслей, ибо совершенно невозможно в принципе думать, когда горланят, перебивая друг друга те, о ком я узнала из передачи, идущей, как ни странно, в прайм-тайм.
– Ну, красавица! Ну, куда же ты всё хорошеешь? – восхищается тётя Наташа, как делает это в принципе всегда. – Совсем взрослая, замуж скоро.
Выдаёт замуж она меня тоже часто, сейчас немного с мамой посидят под рюмку чая и начнутся разговоры о том, что самая пора мне деток рожать. И до сегодняшнего дня эти беседы меня умиляли, а теперь… Теперь так явственно представляю себя в белом свадебном платье рядом с Давидом, а после – носящей его ребёнка. И от несбыточности мечтаний становится совсем горько.
– Работать-то ещё не пошла? – интересуется между делом тётя Наташа, расставляя на столе тарелки и приборы. В небольшой кухне пахнет жареной картошкой, от чего мой желудок делает кульбит. Начинает подташнивать, хотя в последний раз ела рано утром.
– Нет пока, на собеседование только-только собираюсь сходить.
– А, ну хорошо. Теперь-то маме твоей попроще будет.
Мы сидим так пару часов. Я – вяло ковыряюсь в картошке и рыбе, мама и тётя Наташа болтают обо всякой несущественной ерунде. Наконец от меня отстали по части разговоров о детях и муже и я могу сделать вид, что увлечена чтением юридических статей в телефоне. На деле же, листаю фотографии, сделанные в прошлом году.