Афган, любовь и все остальное

Третий курс закончился для меня счастливо. И снова мы уехали в таежное село «Прибрежное», которое стало нам почти родным. В этот раз поехал по настоятельной просьбе Никитина, имея при себе крупную сумму денег и паспорт Кости Ситникова. Который через месяц станет владельцем большого, рубленного дома, хозяева которого отбыли на Большую землю. В планах Никитина приобрести дом еще в райцентре. Мы серьезно внедряемся в лесной бизнес. Готовим плацдарм для своего постоянного присутствия. Лето получилось для меня каким то суетливым. Ведь в этот раз мы жили в собственном жилье, которое пришлось и белить, и красить. А заодно заниматься огородом, который посадили прежние хозяева. А в общем то на душе спокойно. Главное, что Катя счастлива.

Прошло два спокойных, и самых счастливых для меня года. Все пока катится довольно предсказуемо. По крайней мере для меня лично. Хотя страну уже колотит и колбасит конкретно, как выражается нынешняя молодежь. Катя торжественно пообещала мне, что после защиты диплома родит мне дочку. Я счастлив, хотя в душе все же надеюсь на сына. Но если моя любимая решит рожать только дочек, то ради Бога. Как она скажет, так и будет.

Вот и тренькнул первый тревожный звоночек. И брякнул лично для меня. Не думал, что придется начинать первым. Не думал – не гадал, а вот пришлось самому принимать решение, и самому его исполнять. Выстрелила по мне халявная дача, с ее добротным двухэтажным домом и участком в двенадцать соток. Халява и есть халява, и железное правило, никогда не стоит вестись на нее. Себе дороже получится. Нежданно – негаданно появился бывший хозяин этой самой дачи, которую у него законным путем конфисковали. Пожилой еврейчик Яков Абрамович Кузнецов освободился условно – досрочно. Русская фамилия по жене, с которой он в разводе. И которая по славной русской традиции, не желает знать бывшего мужа – зэка. Который по ее словам принес ей так много горя и страданий. Которые она озвучивает всегда в неопределенной форме. Непонятные ни кому несчастья этой дамы не скрасили ни трехкомнатная квартира в доме сталинской постройки. Ни последующее удачное замужество. Еврей перехитрил сам себя. Чтобы избежать конфискации, с женой развелся задолго до уголовного преследования. Все имущество на нее переписал. Вот только дачу не успел. Пришли товарищи, которые были ему совсем не товарищи, и увели под белы рученьки. Вернее увезли в края холодные и не ласковые, но очень богатые лесом. Который пришлось валить полных три года, из отпущенных судом семи. И слава Богу, что случилась перестройка. А вместе с ней и амнистия. Так что предприимчивый товарищ от торговли появился в родном городе раньше на целых четыре года. Бывшему зэку никто не обрадовался. Он здесь для всех чужой, бездомный, никому не нужный. Дети взяли больше материнского, то есть русского. Потому и отнеслись к родному папочке без должного почтения. Да и какое почтение может быть к старому, бедному и совсем бесперспективному человеку, будь он хоть трижды родным и близким. Конечно, не все русские такие уроды. Может быть в своем большинстве добрые и порядочные люди. Но при смеси русского с евреем – это уж больно гремучая смесь. Так что с родственной стороны у товарища все полный шванц. Подошел бы он ко мне, объяснил свою суть – проблему по человечески. И думаю, мы бы все решили. По крайней мере он бы на своей даче жил постоянно. А попозже и Никитин бы его пристроил на теплое местечко. Тот никогда не отказывает умным и предприимчивым. И все у еврейского мужика сложись бы по уму. Все было бы путем. Ведь он пострадал от предательства близких, которое для нас преступление номер один. Надо бы так, а не этак. Что теперь об этом думать – рассуждать, если товарищ выбрал совершенно другой путь. Видно нахватался на зоне уголовных заморочек и решил под старость поблатовать. А может возомнил себя крутым и борзым. Я этого не знаю и знать не хочу. Мне уже надо что-то предпринимать, а не рассуждать. Ведь события покатили весьма резко. Началось со звонка соседа по даче, тоже представителя великого еврейского народа. Кстати, население всего дачного поселка одни евреи. И я первый русский, кто влился в это национально – специфическое сообщество. Чуть позже, этак через год – полтора, мы хорошо разбавим население этого дачного поселения. И не только разбавим, но и возьмем под свое чуткое и правильное руководство. А пока из телефонного разговора узнаю, что на моей даче поселились какие то люди. И не просто поселились, а живут уже все лето очень громко и весело. В детали товарищ не углублялся. Мол приезжай и сам посмотри. Я конечно поехал и сдуру взял с собой Катю. Дело было в середине сентября. Мы с ней только – только вернулись из «Прибрежного». И пока были целиком в учебе. До дачи тридцать километров. Моя мама туда не ездит, ей не на чем. А у Катиных своя заботы и ухода требует. Вот и стояла дача фактически без присмотра.