Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кочин смотрит на карту, отыскивает квадрат «7-А», закрашенный желтым фломастером, проводит несколько раз кончиком карандаша по южному контрфорсу, будто хочет расчистить путь разведроте.

— Василий Иванович! — обращается он к начальнику штаба. — Внесите дополнительно в приказ на операцию рядового Ростовцева Геннадия Львовича, шестьдесят седьмого года рождения.

Начальник штаба вытирает платком вспотевший лоб. По его лицу хорошо заметно, что частота сердечных сокращений и артериальное давление — в норме.

— Ни одного обстрела, Евгений Петрович, — говорит он, сдержанно улыбаясь. — Не удивлюсь, если…

— Организуйте-ка чайку, — неожиданно перебивает его Кочин. — Пить до смерти хочется.

Через час Кочин уснул в командирской летучке. Спал он совсем немного…

— Евгений Петрович! — тряс его за плечо начальник штаба. — Клименко передал, что слышит в районе Рыбакова стрельбу…

* * *

На какое-то мгновение Гешка утратил чувство реальности. Раскидистые сосны зеленой стеной окружали площадку, куда несколько минут назад они сиганули из вертолета, зависшего в двух метрах над землей. Это настолько не совпадало с Гешкиным представлением об Афганистане, настолько напоминало московский Серебряный Бор, что он даже застонал от восторга и присел на землю, пересыпая из ладони в ладонь сухие иголки.

— Ребята, может, нас в Союз высадили?

И. о. командира роты замполит Рыбаков, навьюченный оружием, боеприпасами, ракетницами, флягами, как гималайский шерпа, с легким раздражением в голосе сказал Гешке:

— Ростовцев, по возвращении в полк напишете объяснительную на имя командира полка, каким образом вы здесь оказались. Становитесь в строй. Идти след в след, не болтать!

— Шаг вправо, шаг влево — расстрел, — пробормотал Гешка, подбросив на себе рюкзак, поправляя лямки, повесил автомат на шею, как это сделали ребята. Гурули с тяжелым пулеметом на плече встал за Гешкой.

— Мы в одной тройке. Что делаю я, то и ты.

— Что-то вроде альпинистской связки? — уточнил Гешка.

— Веселишься, сынок?..

— Не толпись, как на базаре, вытягивайся по тройкам! — кричал Игушев откуда-то спереди, однако его трудно было найти в одноликой цепи.

— Дозор, на пятьдесят метров вперед, бегом — арррш! — вторил с другой стороны Рыбаков.

«Птиц не слышно, — Гешка стоял, задрав голову кверху, ждал Гурули, который замыкал цепочку. — И тумана нет. А в остальном почти Серебряный Бор».

То, что происходило сейчас в этом афганском Серебряном Бору, напоминало Гешке телерепортажи из Анголы, Никарагуа или Кампучии, но только не про лубочно-парадную родную армию. Беззвучно шли люди в защитных грубых спецовках, в бронежилетах, безрукавках, напичканных боеприпасами, с гранатными подсумками и флягами на боку, с квадратными тяжелыми рюкзаками за плечами, с радиостанцией, автоматами и пулеметами, стволы которых шарили по сторонам, как фонари в темноте. Неподдельная осторожность, размеренные, экономные шаги, короткие реплики в тишине:

— Мифтяхов, поторопите дозор!

— Разхубин, не звякай каской! Тебя, как барана в горах, за километр слышно.

— Тесно в затылок идти, Панаркин?

— Я Мараимову на ноги наступаю, товарищ сержант.

— Сто раз объяснял — два шага дистанция!.. — Эти короткие переговоры не прекращались ни на минуту. Сержанты и «старики» сейчас особенно старательно напоминали молодым, кто здесь правит бал. Рыбаков, исходя из собственных, не всем понятных соображений, шел первым сразу за дозором, не вмешиваясь в воспитательный процесс. Те, кто уже больше года шастал по этим горам, знали все премудрости и тонкости подобной прогулки не хуже офицера. Возможно, что не хуже офицера учили они этим премудростям молодых.

Гешка шел перед Гурули, который замыкал группу. Он не совсем еще понимал, что с ним происходит. Еще полчаса назад он дрожал вместе с вертолетом на высоте облаков, просматривая через залапанный иллюминатор мозаику темных латок земли, кишлаков, похожих на угловатые графы кроссвордов, гладких рыжих гор, с трудом скрывал от полусонных глаз Гурули свои трясущиеся коленки и изо всех сил держался влажными руками за рифленую скамейку, будто вертолет собирался выполнять мертвую петлю. А сейчас все волнения и страхи остались позади, под ногами, как спички, хрустели высушенные иголки, сквозь широченные, как парапланы, сосновые ветви проглядывала лазуритовая синь неба, и кружил голову легкий запах плавленной на солнцепеке смолы. И Гешка шел в редком, просторном сосняке к далекому кишлаку Нангархар, с тяжелым рюкзаком за плечами, как по домбайской долине вместе с Сидельниковым навстречу голубым льдам островерхих пиков.

Тропа потихоньку уводила группу вниз, в ущелье, и сосны остались вверху. Теперь в плотной тени Гешка мог различить лишь темные силуэты огромных валунов да трех-четырех солдат, идущих впереди него. Повеяло сыростью. Влажные, холодные, как мороженое мясо, скалы круто уходили вверх по обе стороны от тропы. Гешка смотрел на них, как голодный на еду.

— Что ты там увидел? — спросил Гурули.

— Посмотри, какая стеночка! И о чем только думают власти? Здесь же готовое место для международного альплагеря!

Прапорщик чертыхнулся: