— Чего тянете, шакалы? Стреляйте! — не выдержал он и закричал в сторону ненавистных врагов.
Удивленный Каир‑Хан снова стал разглядывать машины в свой китайский бинокль. В перекрестье попал люк центральной БМП, из которого вылез долговязый шурави в шлемофоне и с биноклем в руках. «Наверное, командир этих головорезов!» — с любопытством отметил Каир‑Хан и вдруг увидел направленные на себя окуляры.
«Наверное, этот старикан в расшитой чалме и есть Каир‑Хан, — подумал Зубов. — Сейчас ты отвоюешься. Стоит мне произнести короткое слово „Огонь!“». Он удивленно заметил, что почему‑то не испытывает ни мстительности, ни злорадства. Нет даже обычного боевого возбуждения. В его руках сейчас сила, способная превратить в пыль этот кишлак. Одно его слово: «Огонь!» — и кишлак даже не огрызнется ни единым выстрелом. Зубов видел, как под башней, где стоял Каир‑Хан, нукеры разворачивали на треноге ДШК. Не успеют! Видел, как душманы с дальних позиций кривыми переулками бегут сюда, в непривычную для них сторону. Не успеют! К тому же им мешают женщины, прижимающие к груди детей, старики, волочащие за веревки скотину. И все это сейчас разлетится в клочья! Женщины‑то за что? Дети — за что? Старики — за что? Скотина — почему? Стоит только сказать сейчас: «Огонь!». Снаряды не будут разбираться, кто с оружием в руках, кто с ребенком у груди.
«Господи, помоги мне принять решение», — мысленно взмолился Зубов, вытирая со лба липкий пот. Опустив бинокль, он уже не видел паники между дувалами. Легкая акварельная весенняя зелень, рвущаяся навстречу солнечным лучам, занавесила обреченный на гибель кишлак.
Сквозь такую же зеленоватую дымку Олег увидел непривычно искаженное истерикой лицо подбежавшего Губина, который кричал:
— Какого черта мы топчемся перед ними? Ждем, когда очухаются? Товарищ старший лейтенант, командуйте: «Огонь!».
Глядя словно сквозь Губина и как бы отвечая ему, Зубов подвинул ларингофон и четко проговорил в эфир:
— «Броня!». Я «Закат». Всем по местам. Мы уходим. Повторяю: мы уходим.
— Они уходят, господин, они уходят! — радостно загомонили нукеры и бросились обниматься.
Каир‑Хан опять прильнул к биноклю и глазам своим не верил: шурави без единого выстрела снова взобрались на свои машины, и, подняв тучи пыли, скрылись за холмами.
«Ничего не понимаю, — бормотал старик, запечатлевая в памяти лицо загадочного командира и бортовой номер его машины. — Шестьсот семьдесят семь… Шестьсот семьдесят семь… О Аллах! Благодарю тебя за великое чудо! Нет Бога, кроме Аллаха, и Мухаммед — Пророк его! Шестьсот семьдесят семь». Нукеры удивленно уставились на спускавшегося по лестнице вождя и не понимали слов его молитвы…
Дежурный наблюдатель моджахедов напрягал зрение до слез, до ломоты глазниц. Как же надо еще смотреть, чтобы не пропустить этих шурави? Как же могли Анвар и Салех, дежурившие на этом посту, не заметить целую колонну? Чтобы искупить позор, обоих своих сыновей расстрелял на глазах у всего кишлака старый Мустафа. Не смерть страшна, позор страшнее смерти для моджахеда. Хвала Всевышнему, оградил наш Кандибаг от разгрома, чем‑то помешал шурави уничтожить нас. Как будто что‑то шевельнулось в лощине. Молодой воин напрягся, как струна, и впился в перекрестье бинокля.
Утренняя прохлада уже переходила в удушливую жару, пот щипал глаза, но он не позволил себе даже моргнуть, не отрываясь от лощинки, где показалось какое‑то движение. Свободной рукой притянув к себе автомат и нашарив на поясе «уоки‑токи», наблюдатель с ужасом следил, как за гранью откоса вырисовывались сначала голова, потом полуфигуры и, наконец, в полный рост люди. «Свои», — облегченно расслабился на миг воин и перенес наблюдение на другие холмы.
Вскоре группа моджахедов, возвращавшихся из ночного рейда, поравнялась с постом. Они шли гуськом, ведя на хвосте цепочки на веревке двух связанных шурави, обреченно опустивших головы с кровоподтеками.
— Удачным ли был поход, уважаемый Абдувахид? — поднимаясь для приветствия, спросил наблюдатель. Пожилой воин, идущий впереди, остановился, вытер пот тюбетейкой.
— Хвала Аллаху! Возвратились невредимые. Заминировали бойкие места. Да вот этих двух куропаток еще прихватили.
— Не похожи на солдат…
— Я и говорю: куропатки, из гражданских советников.
— Господин будет доволен вами, почтенный Абдувахид.
— Надеюсь, — самодовольно улыбнулся командир группы и кивком приказал двигаться дальше.
Каир‑Хану не давала покоя страшная картина того утра, когда на восточных холмах в лучах восходящего солнца выстроились в ряд зловещие вражеские машины и он был бессилен предотвратить беду. Ничто не мешало этим чудовищам испепелить кишлак, превратить его в пыль.