Афганистан. Честь имею!

— Послушай, командор, мы не переубедим друг друга, но при этом надо оставаться людьми. Судьба распорядилась так, что мы должны воевать друг против друга, каждый уверенный в своей правоте. Ты не похож на других шурави, и я к тебе испытываю доверие. Тебе, как и мне, противно убивать ради самого убийства. Иначе не тратил бы столько снарядов на пустой дувал, — вопросительно улыбнулся старик, ища на лице собеседника подтверждение своей догадки. «Ага, понял, значит», — в ответ улыбнулся Зубов, и этот обмен улыбками, как обмен верительными грамотами, стал кульминацией переговоров. Земля, небо, луна, каньон, видимые трое моджахедов у теневого обрыва, невидимые шестеро автоматчиков с Ержаном на обрыве за спиной — все стало обычное, привычное, несмертельное. Ержану не нужно будет нажимать на спусковой крючок.

— Все в воле Аллаха, никто не знает, где и как будет сводить нас судьба. Возьми, командор, вот это… — Он достал из складок накидки портативную радиостанцию «уоки‑токи». — Она настроена на мою волну. С ее помощью тебе будет легче вести правильный огонь. — Каир‑Хан уже откровенно закреплял достигнутый договор цепким сверлящим взглядом. «Вот оно что… — опять тревога кольнула сердце. — Он же мне предлагает сговор… А разве я его уже не веду? А разве его не подтвердил прошедший бой? Брать или не брать радиостанцию? Опять надо принимать решение под пристальным взглядом».

Зубов отвел глаза, сунул рацию в карман комбинезона и поспешно попрощался.

Гауптвахта

— Склад на краю «зеленки»? — прервал Зубов комбата. — Не поверю! Духи никогда этого не делали. Это ловушка, и я в нее не полезу.

— Пойдешь, говорю! — глаза комбата полыхнули яростью. — Сведения надежного человека, — чуть сбавляя тон, добавил он. Посылать роту на опасное задание с криком и руганью — себе же хуже. Потом, в случае неудачи, хоть стреляйся. Но этого Зубова и уговором не возьмешь.

— Неужели забылось, товарищ подполковник, как такой же «надежный человек» завел Шпагина на гибель? — голос Зубова зазвенел натянутой струной.

— Вы же разведчики, дорогой старлей! За этими РС ходили черт знает куда, а тут под носом, охраны всего четыре человека.

— Не делают духи склады на открытом месте.

— Пойми, старлей‑дуралей, ракеты эти — для ночного обстрела Джелалабада. Поэтому и притащили их так близко. Не успеешь взять сегодня, завтра они сами сюда прилетят.

— Но, товарищ подполковник…

— Молчать! — не выдержал корректного тона комбат. — Одно из двух, ротный: или ты идешь на Сурхад и берешь склад, или… шагом марш под трибунал!

— Есть! — вяло козырнул Зубов, поняв, что «демократизм» комбата исчерпан. Надо повернуться кругом и идти выполнять задание. Но он продолжал возвышаться над комбатом коломенской верстой, уже прокручивая в уме детали предстоящей операции.

— Ну, чего еще? — удивленный паузой, спросил комбат.

— Дайте танки из бригады. Для усиления.

— Хорошо, — и обещал, и выразил удовлетворение концом трудного разговора комбат.

* * *

И поползла бронированная змея в сторону ГЭС «Дарунта», сквозь пыль отражая горячие лучи полуденного солнца, настороженно ощетинившись вправо‑влево стволами автоматических пушек, оружием облепивших броню разведчиков. Зубов изредка вглядывал на сидевшего среди солдат афганца. С самого начала его не покидало предчувствие обмана. Но комбат верит этому «наводчику». «Делу Саурской революции предан…» — зачитывал слова из характеристики. «Предан…» Преданность и предательство, к сожалению, проверяются только в бою.

Вспомнился Мухамед‑Голь, с которым зашли в ловушку. «Интересно, почему я тогда заступился за него перед Шпагиным, который в момент прикончил бы его? Ситуация была нервная. Не до сантиментов. А мне почему‑то было ясно, что Мухамед‑Голь не провокатор. Сейчас же нет причин, а я не верю этому проводнику».

Зубов дал команду резко изменить направление движения влево и увидел, как заерзал афганец, но постепенно успокоился, видя, что «змея» все же приближается к Сурхаду. Да, подозрение в провокации не проверишь, пока беда не грянет. Вот и Ержан не отходит от афганца. У Ержана безошибочная интуиция. Да и у самого Зубова, как и у всех, кто больше года воевал в Афганистане, вырабатывается свое, «десятое» чувство — чувство присутствия врага. Помнится, Шпагин говорил, что у него вдруг глаза начинали слезиться, как от дыма, если приближалась опасность, хотя вокруг не было признаков духов. У кого‑то ладони начинали потеть, у кого лицо гореть, один признавался, что духов печенкой чует: как заноет, значит, они где‑то тут.

У Зубова напрягался позвоночник, нудно, тягуче, до ломоты. Потом в бою это проходило, вернее, не замечалось. Но перед боем или с приближением опасности срабатывал этот «миноискатель». Вот и сейчас «прибор» подавал сигналы. Но не арестуешь же проводника только потому, что «моя спина подсказывает».

Поворотом влево Зубов подвел колонну к «зеленке» со стороны советских застав, не так, как нанесли ему на карту штабные стратеги. Колонна вышла на гряду сопок и растянулась той же змеей меж ними. Спрыгнув с брони, Олег стал в бинокль разглядывать «зеленку».