Афганистан: война глазами комбата

Примерно с 10 часов утра противник стал активно обстреливать наши подразделения, а на роту Кузнецова пошел в наступление. Рота отбивала одну за другой атаки одетых в зеленую пятнистую форму, бронежилеты и каски мятежников. К 14 часам стали заканчиваться боеприпасы и вода. Майор Жигульский, собрав разведвзвод, отправил его с водой и боеприпасами в роту на усиление. Через два часа рота опять запросила боеприпасы. Высоту необходимо было удержать любым способом. Жигульский собрал всех оставшихся на КП связистов, поваров. Получилась небольшая группа па двух БМП. Загрузили их боеприпасами и водой, старшим группы был назначен сержант Шатуло.

Группа начала движение к горе. Чтобы исключить потери при движении, Жигульский приказал подойти как можно ближе к ее восточному склону. Группа уже почти достигла цели. В это время мятежники вновь стали атаковать, а для того, чтобы наступление удалось, часть их обошла гору с целью одновременной атаки с фланга. Вот с этой группой противника неожиданно и столкнулась группа Шатуло. Мгновенно завязался бой. Наводчик — оператор БМП ефрейтор Берсенев, сам Андрей и их товарищи с ходу атаковали мятежников, те оказали ожесточенное сопротивление. Быстро оценив обстановку, Шатуло доложил комбату и попросил помочь минометным огнем. Оставляя на камнях убитых с оружием, противник отступил. Группа Андрея Шатуло захватила двух пленных.

Ни в этот, ни на следующий день высоту мятежники взять не смогли. Саперы свою задачу выполнили.

Может быть, этот и другие поступки Игоря Гыка, Андрея Шатуло и других ребят и не являются подвигами. Но те несколько мгновений, необходимых Игорю Гыку, чтобы принять единственно верное решение и втащить меня в люк БТР, дали мне сегодня возможность жить и писать эти заметки.

Другой мой знакомый, уволенный по состоянию здоровья, капитан медицинской службы, рассказывал, как юн ходил со своей группой в засаду в пустыню, чтобы обезвредить караван, везущий боеприпасы, медикаменты и продовольствие мятежникам. Как в вырытых в песке порах, закрытых маскировочными сетями, приходилось сидеть, изнывая от жары, по три-четыре, а то и более дней, не имея возможности лишний раз пошевелиться. Все с напряжением ожидали караван, и тогда уж не минуты, тогда были дороги секунды, потому что деваться некуда: или мы их, или они нас. Может, и это пе тот подвиг, чтобы о нем все знали?

А может, и правда, что в наше время нескончаемых личных, человеческих и общественных проблем тысячи погибших, тысячи раненых и искалеченных, десятки тысяч, прошедших Афганистан, не заслуживают внимания журналистов, писателей и художников? Да и трудно это — рассказать о двух годах жизни одного человека или небольшого коллектива правдиво, не обходя стороной хорошее и не показывая только плохое.

Что нам — живым и здоровым, воевавшим в Афганистане, — нужно от нашего общества? Талоны на внеочередное приобретение несуществующих товаров? Бесплатный проезд в городском транспорте? Отдельные санатории или пансионаты? Отнюдь. Самое большое наше желание — чтобы говорили не только о нашей надломленной психике и исковерканной войной судьбе, но и о дружбе, товариществе, мужестве и подвигах, совершенных нашими ребятами в Афганистане. Чтобы на всех могилах погибших там были памятники, а у памятников, лежали цветы. Чтобы не стояли молодые инвалиды афганской войны в унизительной очереди за протезами. Чтобы не остались родители и семьи погибших один на. один со своими проблемами. Чтобы…

Чтобы все мы были людьми!