Афганистан: война глазами комбата

Личный состав заставы увидел, как из-за поворота выскочил БРДМ. Кто там сидит — видно не было. БРДМ все больше набирал скорость, подъезжая к повороту на заставу. Слышно было, как рычит коробка передач. Вероятно, водитель пытался включить пониженную скорость, но у него это не вышло. Человек, сидевший над водителем, наклонив голову вниз, что-то туда кричал. Машина, проскочив поворот, все больше скатывалась под уклон. Опа набирала скорость и неслась прямо на мост через реку Панджшер. В оцепенении все смотрели на бортовой номер БРДМ, несущегося мимо заставы. Номер был ротный. В это время БРДМ, въехав на мост, ударился правым бортом о перила. Вниз на камни в реку что-то упало. БРДМ, отлетев от перил, стремительно проскочив середину моста, сбив ограждения, рухнул вниз, на камни. Удар оказался такой силы, что башня машины, как мячик, отлетела в сторону. Опомнившись, солдаты заставы, забыв об опасности, бросились вниз к реке. Старший лейтенант Набиулин лежал на месте водителя, придавленный разными железками, с переломами костей грудной клетки и ног. Он был без сознания. Штатного водителя, сидевшего в башне, вместе с ней выбросило из БРДМ, он лежал неподалеку на камнях. Лейтенант Верещагин отделался испугом: из ушей у него шла кровь, он мотал головой и ничего не говорил. Всех их перенесли на заставу. Через некоторое время, придя в себя, Верещагин смог сказать, что с ними был еще один человек. Его нашли в воде, он был уже мертв.

Через час на заставу приехали командование батальона, врач и командир роты Галочкин. Обезболивающее, введенное Набиулину, начало действовать. Он, временами приходя в себя, открывал глаза, плакал и просил автомат, чтобы застрелиться. Увидев Галочкина, сделал попытку подняться: «Командир, я подвел тебя. Если можешь — прости!» — и потерял сознание. Через неделю в госпитале он скончался.

В поисках примирения

С первых дней пребывания в Афганистане я стремился наладить дружественный контакт не только с местным руководством, но и с населением окрестных кишлаков. В середине июля должна была состояться моя первая встреча со старейшинами кишлака Аруки. К этому готовился тщательно. Думал, на какие темы будем с ними разговаривать, что и какими словами я им скажу. В назначенный день с представителями местных органов власти мы прибыли к месту встречи. Велико было мое удивление, когда там я увидел одних только детей. Выяснилось, что все взрослые находятся в мечети н «творят» намаз.

Примерно минут через сорок стали подходить старики и рассаживаться вдоль дувала. Собралось их человек девять. Я стал им говорить, что мы здесь для того, чтобы оказать помощь афганскому народу, что я новый командир всех сторожевых застав, что буду находиться здесь два года и что все вопросы будем решать совместно. Один из афганцев поинтересовался, сколько мне лет и есть ли у меня дети. Я ответил.

Сгорбленный седой старик, опиравшийся на деревянную палку, спросил: «Почему мы должны поддерживать правительство? Где их дети? Кто в Париже, кто в Вене! А наши — здесь». И показал палкой на маленькое мусульманское кладбище.

На этом первая встреча закончилась. Мне она принесла большую тревогу и множество вопросов для размышления. Так, пытаясь найти общий язык с местными жителями, я то там, то здесь встречался с ними, объясняя, кто мы такие и зачем мы здесь. Но какие доводы могут успокоить стариков, женщин и детей, если каждый день идет война, продолжающая разрушать их жилища, давить танками виноградники, забирать все новые и новые жизни.

Заручившись согласием генерала Барынькина, я избрал другой способ решения проблемы безопасности своих людей: запасался мукой, рисом, полностью заправлял топливозаправщик керосином и вместе с бригадой военных медиков выезжал в кишлаки. В наиболее ответственных случаях ко мне присоединялись представители местных властей, различных наших органов.

Такие приезды собирали толпы людей, в основном стариков, подростков, детей, женщин. Конечно, они собирались не потому, что горели желанием встретиться с нами, в большей степени их привлекали продукты и керосин, но для меня это было не столь важным. Главное, что местные жители начали понимать наше стремление к мирной жизни. Они постепенно стали принимать меня за человека, способного решить определенные проблемы и облегчить им жизнь. На таких встречах возникали долгие разговоры обо всем, высказывались просьбы, чтобы мы не ездили по виноградникам, не прокладывали себе каждый раз новые дороги. Я пояснил, что старые дороги минируются, а на меня возложена ответственность за жизнь моих людей. На одной из встреч старейшины согласились побеседовать с полевыми командирами мятежников, чтобы те не минировали дороги к двум сторожевым заставам. Я в свою очередь пообещал водить колонны только по старым дорогам. Так постепенно зарождалось взаимопонимание.

Как-то на очередной встрече со старейшинами Гуджирхеля один из сотрудников ХАД[5] показал мне на высокого, с седеющей бородкой, старика.