Афганская бессонница

— Лучше, чем можно себе представить. Записывай.

Мы со Львом в гостинице за чередой рюмок коньяка разработали достаточно подробный код. Если мне нужно будет сообщить какое-то имя, я передам его по буквам как маршрут, по которому нужно разослать мою последнюю статью. В данном случае он был необычайно извилист, меня мотало из стороны в сторону по всей нашей некогда необъятной стране: Актюбинск — Рига — Иркутск — Фергана, а потом Горький — Анапа — Донецк — Алупка. Второй момент что он, этот «маршрут», сейчас делает: сидит в Душанбе, ясно, где там сидят. Третий, что с ним надо делать: освободить. Не позднее завтрашнего вечера, чего бы это ни стоило.

— Подожди, дай я тебе повторю, правильно ли я все понял, — сказал Лев.

Он непременно хотел сказать открытым текстом то, что я так тщательно зашифровывал!

— Ты все правильно понял, — отрезал я. — Теперь дальше. Мне еще нужны кассеты.

Кассетами мы условились называть деньги. Единица измерения: одна кассета — десять тысяч долларов.

— Сколько штук?

— Пятнадцать. Ты их должен отправить по маршруту не позднее послезавтра, так что оставайся с ним на связи.

— Подожди, подожди! — Лев заволновался. Эпилептоиды не любят недосказанностей. — Я просто должен отдать их, то есть отправить по маршруту? Все-таки… Я сейчас что-то не так пойму, а потом мы с тобой не расхлебаем!

Код, не код, но если кто-нибудь сейчас нас слышал, сомнений, что разговаривают два шпиона или преступника, не могло быть никаких. Я надеялся, что, учитывая походные условия, в штабе не записывают телефонные разговоры.

— Не бойся, Лев! Все — под мою ответственность.

Главное, чтобы завтра маршрут был отпущен, а послезавтра чтобы ты по этому маршруту отправил кассеты. Сто пятьдесят штук! То есть нет, пятнадцать, конечно, пятнадцать! Чтобы кассеты оказались у него.

— Черт, не люблю я таких вещей! — выругался Лев. — Ладно, сделаю, что смогу. Ну, а со здоровьем у тебя как? Не простыл?

Слово «простыл» по нашему коду означало, что меня в чем-то уже заподозрили. Если я думаю, что у меня грипп, значит, я на грани провала. А если грипп, но я заверю его, что лечусь, значит, я уже попался и теперь работаю под контролем. Тогда, если то, о чем я просил, все равно нужно было сделать, в том числе уже ради нашего с ребятами спасения, я попрошу его не беспокоиться. А если поручу связаться с моей женой, тогда, на самом деле, ничего не надо было предпринимать. Только дать сигнал тревоги в Москву и ждать развития событий.

— Не волнуйся, и я, и все ребята в форме! Смотри, я на тебя рассчитываю.

— Конечно, я все сделаю! Ты когда еще позвонишь?

— Завтра вечером в это же время. Ты будь на маршруте, чтобы он тоже мог сказать пару слов по твоему мобильному.

— Понял, понял тебя. Я прямо сейчас этим займусь! Ну, удачи!

— Тебе тоже!

Она действительно была нужна нам обоим. Я даже не знаю, кому больше.

Ночь четвертая

1. Некрасов. Передовая

Наступила новая ночь, и снова я ворочался на лежанке в нашей душной каморке. Я уже потерял счет ночам, в которые, без видимых перемен в моем состоянии, перетекали дни. Я вошел, в то полусомнамбулическое состояние, когда уже приходилось напрягать ум, чтобы отличать события, которые действительно имели место, от вариантов, которые я беспрестанно просчитывал в своей голове. Мне удалось лишь минут на двадцать отключиться в машине, когда мы сегодня днем ехали на базу Масуда. И все же я понимал, что вряд ли засну. Лежанки слева и справа от меня были пусты, и где сейчас были Димыч с Ильей, я не знал. Я надеялся только, что они живы.

Моим первым начальником, я уже как-то говорил, был куратор Конторы на Кубе, где мы с моей тогдашней женой Ритой и двумя детьми проходили подготовку перед оседанием в Штатах. Он представлялся всегда как человек, имя, отчество и фамилию которого вы никогда не забудете. — Меня зовут Петр Ильич…

Он делал паузу, чтобы кто-то сказал: «Чайковский!», и завершал представление: «Некрасов!»

Петр Ильич не только научил меня большинству вещей, важных для самостоятельной жизни взрослого человека в, как ни крути, враждебном мире. Он до сих пор был главным в моей, как говорят психологи, референтной группе. То есть, оказываясь в сложной ситуации, я и сейчас старался представить себе, что бы он сказал или сделал на моем месте. К сожалению, возможности проверить правильность моих предположений у меня больше не было. Некрасов погиб в начале 90-х в ходе одной операции в Югославии, в которой нас судьба снова свела годы спустя после знакомства.