Афганская бессонница

— Замечательно! А эта машина останется с нами? Мы заплатим!

Фарук покачал головой.

— К сожалению, нет. С машиной вообще у вас будет проблема. Еще с бензином проблема, с электричеством будет проблема. Я попытаюсь вам помочь. Главное, найти вам переводчика.

— Темнеет в шесть. С шести мы дома и ждем его.

— Хорошо!

Фарук дождался, пока я сел в машину рядом с водителем, и захлопнул за мной дверцу. Стекло было опущено.

— Да, и еще одно. Ходите вместе, не разбредайтесь по одному. Вы — люди заметные, и так вас всегда легко будет найти.

Ворочаясь на промерзшей веранде, я перебирал в уме причины, по которым мои два задания стали казаться мне еще более неосуществимыми. Страхи же ведут ночной образ жизни! Во-первых, я всюду должен буду таскать за собой Илью и Димыча. Как прикрытие они были очень удобны. Но дураками они, по крайней мере Димыч, не были. Я, конечно, буду стараться придумывать какие-то легенды. Однако предусмотреть все ситуации невозможно, и рано или поздно они могут сообразить, что меня интересуют не только съемки. Они думают, что я — немецкий журналист. Сколько времени понадобится им, чтобы решить, что я на самом деле — немецкий шпион?

Это раз. Вторая проблема — язык. Это была настоящая катастрофа! Почему мне не пришло в голову, что без переводчика в Афганистане все мои действия будут в сто раз сложнее? Я знаю, почему: я все-таки говорю на шести разных языках, и этого мне хватало, в какой бы стране я ни оказался. Самонадеянность и беспечность! Но почему это не пришло в голову Эсквайру? Возможно, объяснение очень простое — по той же причине! Конечно же, вместо бесполезного и для съемок, и для моих заданий Димыча мне в напарники должны были дать нашего сотрудника. Человека, знающего Афганистан, возможно даже, тоже повоевавшего здесь, прошедшего специальную подготовку и, главное, говорящего хотя бы на дари, но лучше также и на пушту. Без языка я был как без рук!

Ну, вот простой пример. Мы выгрузили вещи в гостевом доме, взяли камеру и вышли в город. Насколько мы заметны, подтвердилось сразу. Похоже, европейцев здесь не видели уже годы. Прохожие застывали на месте, не стесняясь, выпучивали на нас глаза и провожали взглядом, пока мы не оказывались к ним спиной. Хотя, возможно, и дальше, пока мы не исчезали из вида, — мы не оборачивались. Стоявшие у порога своих домов кому-то кричали во двор, и на улицу посмотреть на диковину выбегали и дети — обоих полов, и взрослые — разумеется, только мужчины.

Это был праздник, наш приезд! Подкрепляя это впечатление, по улице время от времени проезжали конные пролетки с бубенцами, весело украшенные красными бумажными розами. Все было в цветах: край верха, оглобли, хомут, а над головой лошади покачивался в такт цоканию копыт панаш с золотой звездой.

Мы прошли квартал в сторону центра и оказались на большой улице, где была пара магазинчиков, сколоченных из фанеры с кусками целлофана вместо дверей. Колонны поставленных друг на друга консервных банок разных форм и размеров, горка апельсинов, еще одна — яблок, сплошь покрытых коричневыми пятнами — от мороза или от долгого лежания.

Рядом работал лудильщик, латавший чайник с длинным, причудливо изогнутым носиком. Еще чуть дальше совсем молоденький подмастерье чеканил новый чайник с таким же носиком. А вокруг стояла праздная толпа мужчин и ребятишек. Знаете, что первое бросается в глаза в Афганистане? Обувь. Все люди вокруг нас без исключения носили галоши на босу ногу.

Увидев, что мы начали снимать, толпа стала плотнее. Каждый старался обратить на себя внимание и попасть в кадр. Дети, гримасничая, высовывая язык, растопыривая пальцы, подпрыгивали, чтобы оказаться перед объективом. Взрослые заходили с флангов. А я не мог сказать им самой простой вещи. Например, «пожалуйста». В смысле, пожалуйста, не мешайте!

Я попытался разговаривать с толпой на смеси русского и английского, надеясь больше на язык жестов и интонации.

— Друзья! Ну, друзья мои! Зачем вы сюда лезете? Вы, вы, я вас имею в виду! Вы же видите, мы работаем. Нет-нет, а вы как раз не уходите! — Это был роскошный старик с седой бородой и винтовкой за плечом, с которой его дед в прошлом веке воевал с англичанами. — Сидите, как сидели! И винтовку свою поставьте, как она была. Да-да, вот так! — Ну а ты-то зачем сюда прилез? Друг мой! — Я, свято веря в язык интонаций и жестов, старался быть максимально вежливым. — Дедушка просто сидит и курит. А ты-то зачем нам нужен, чтобы ковырять в носу и глазеть в камеру?

Все было бесполезно! Едва я расчищал свободный сегмент перед объективом и заходил за оператора, чтобы не попасть в кадр самому, свободное пространство в считанные секунды захватывалось людьми. Так в заросшем пруду ряска тут же затягивает круг воды от брошенного камня. Я призывно посмотрел на Димыча.

— Ты хоть знаешь пару ключевых слов, чтобы закрыть этот цирк? Типа, разойдитесь, дайте нам работать!

Но Димыч, с тех самых пор, как мы чуть не грохнулись с вертолетом, был каким-то тихим.

— Я слов не так много знаю. А те, которые знаю, контакт с населением наладить не помогут.