Афганская ловушка

Генерал Волкогонов содоклад расхвалил. В конечном счете я «довыступался». 21 октября того же 1983 года, будучи на отдыхе в Сочинском военном санатории им. К. Ворошилова, через дежурный персонал получил команду срочно связаться с «каким-то Волкогоновым». Тут же из вестибюля 7-го корпуса позвонил ему. Генерал Волкогонов ошарашил предложением отправиться в Кабул на должность советника начальника управления спецпропаганды Главного политуправления армии ДРА. Курортное настроение сразу улетучилось. Я что-то промычал вроде того, что вообще-то являюсь китаистом… Он добродушно заметил: «Да ты уж там разобрался… Подумай, завтра перезвони!»

Назавтра свое согласие «перезвонил». А еще через несколько дней меня там же, в Сочи, уложили в инфекционную больницу с гепатитом. Видимо, подхватил месяцем ранее в Ташкенте. Расстроился. Подумают, струсил. Доложил в Москву, попросил пару месяцев на реабилитацию, «посидеть» на диете после выздоровления. Так врачи советовали. Созвонились с Романенко А.В., которого должен был менять. Алексей Васильевич, до Афгана бывший начальником отдела в Закавказском ВО, не возражал. По возвращении в Союз он подлежал увольнению в запас, поэтому готов был защищать народную власть еще сколько угодно. К тому времени он уже несколько месяцев безвылазно сидел в Кабуле и, как и некоторые другие советники афганского ГлавПУ, строчил свой раздел в диссертацию шефу, генерал-полковнику Кизюну Н.А.

30 ноября в округе получили внезапное известие о гибели в Афганистане Саши Давыдова. Он был направлен советником в политотдел 2-го армейского корпуса (ак) в Кандагар и пробыл там всего два месяца и один день. 29 ноября 1983 года, в безоблачный погожий день пара вертолетов с командиром корпуса, начальниками отделов и служб 2-ак и их советниками вылетела в Мукур для плановой проверки 7-й пехотной дивизии (пд). При заходе на посадку «по-самолетному» на полевой грунтовый аэродром ведомый вертолет, в котором был Саша, еще один советник и офицеры штаба 2-ак, проскочил ровное место, выкатился на ухабы и глубокие, до полуметра, рытвины, перевернулся и загорелся. Экипаж выскочил через остекление кабины. Дверцу в салон заклинило. Вертолет лежал на левом боку, где находится входная дверь, все пассажиры сгорели заживо. Сашу Давыдова похоронили 5 декабря 1983 года в Алма-Ате.

Через год я побывал на месте катастрофы. Мы летели в Гардез с промежуточной посадкой в Мукуре. Чуть поодаль от стоянки нашего «Ан-26» я увидел те самые рытвины и остатки вертолета. Сердце екнуло. Подошел поближе — обгоревший, метра полтора кусок хвоста, кое-что от обшивки, часть редуктора, несколько шестеренок. Подъехавшие советники страшную догадку подтвердили. Некоторые из них были свидетелями. Они рассказали, что лежали уткнувшись лицами в жесткий каменистый грунт, так как участок, где их застала катастрофа, был ровный как стол. Над головами свистели почти мгновенно начавшие рваться НУРСы из боекомплекта «Ми-8», а из лежавшего на боку вертолета неслись крики обреченных.

Пишу подробно с мыслью, чтобы хоть какая-то память осталась о Саше Давыдове. И еще хочу добавить, что нехорошее предчувствие у него было изначально. Когда накануне летом из Москвы поступило распоряжение подготовить кандидатуру на эту должность, я вначале предложил другого офицера. Забраковали. Затем попытался выдвинуть еще одного. Обругали. Тут подходит старший инструктор отдела А. Михайловский и говорит по секрету: «Ты вот предлагаешь кому попало, а Давыдов обижается!» Спрашиваю Давыдова: «Это правда?» — «Да».

Ладно. Оформили документы, пришел вызов. Провожаем буквально перед моей поездкой в Ташкент. Выпили. Вышли покурить. Спрашиваю: «Саша, ну как настроение, готов?» А он вдруг: «Знаешь, все время хотел. А сейчас вот почему-то кошки скребут. Как-то муторно на душе…» Из Москвы звонил расстроенный. Его первоначально готовили на 1-й, кабульский корпус, а затем «переиграли» на Кандагар. Когда я вернулся в Алма-Ату на его похороны, дома ждало письмо, отправленное им незадолго до гибели. Это письмо храню. Оно написано в несвойственных для него выражениях: «Завтра на боевые… Для меня это как шаг в бездну, в мрачную неизвестность…» и т. д. Глазам не верил, так как по жизни он обычно был оптимистом, веселым, добродушным.

Первые впечатления

1 апреля, в такой вот «шуточный» день пересек воздушную границу и прибыл в Кабул. Встречал А. Романенко. Почти сразу же отправились в Министерство обороны. Представился начальству. Советником афганского ГлавПУ уже был генерал-лейтенант Силаков В.Н., старший группы наших советников и мой непосредственный начальник — генерал-майор Манойлов М.Н. Познакомились с начальником управления спецпропаганды, моим подсоветным, тогда еще полковником Абдулом Вахедом и офицерами управления. Спецредакция входила в состав управления на правах отдела. При ней советник — однокашник «перс» Леня Трубников. Его через несколько дней сменит другой «наш» и тоже «перс» Михаил Андриенко. У Миши уже второй заход. Потом будет и третий, хоть и более кратковременный.