Афганская война глазами военного хирурга

— Дальше все просто. Делаем срединную лапаротомию, вскрываем желудок, вилку достаем, желудок ушиваем. Парень полежал у нас в реанимации, потом в послеоперационной палате, потом в общей палате. Исполнилась мечта идиота «полежать на белых простынях». Ты знаешь, все прекрасно зажило, швы сняли, как положено, в срок. Но вот только пришлось поехать потом на «цугундер» — дело завели — «за членовредительство». Только представь — на свои деньги купить вещь, чтобы потом еще и по «этапу поехать» за это. Говорю же — чудак на букву «м». А хотя, черт его знает… Может, он на это и рассчитывал. Здесь могли убить на войне, а так живой останется. Темна человеческая природа! — важно изрек доктор, подняв палец.

Невский подошел все же поближе к стенду, внимательно рассмотрел злополучную вилку.

— А как же вам ее отдали? Это же вещь док.

— А я «взятку» дал, кому следует, — засмеялся Борисов. Слушай, анекдот вспомнил в тему: «Пострадавший сообщает врачу травматологического пункта, что час назад проглотил стопку с водкой.

— Как это могло случиться?! — удивляется врач.

— Как-как… Всю жизнь пил из горла, а тут словно затмение нашло».

Вместе посмеялись.

Иван Владимирович глянул на ручные часы.

— Ладно, засиделся я с тобой. Мне же через два часа быть на дне рождения, уже почти 16 натикало. Еще надо заскочить за подарком в магазинчик афганский, я уже и чеки на афгани поменял. — Он достал из ящика стола записную книжку, полистал ее, кивнул головой, — все точно, я уж засомневался. Родился 1 декабря 1942 года, точно сегодня ему 40лет «стукнуло». Друг мой по учебе в Военно-Медицинской Академии, Тим Ладвиг. Он сейчас в советниках оказался, а я здесь. Случайно встретились несколько месяцев назад, а толком и поговорить не успели: то он торопится, то я. Сегодня наговоримся.

— А сколько лет вам, Иван Владимирович? Если это не трудный вопрос.

— Что тут трудного? Я же не девица, чтобы возраст скрывать. Мужика годы красят. Мы — «дети Победы», 1945-го. Стало быть, 37 уже есть. Как там у нашего любимого певца про эту дату сказано?

Он тут же начал на память цитировать:

«С меня при цифре 37 в момент слетает хмель. —
Вот и сейчас — как холодом подуло:
Под эту цифру Пушкин подгадал себе дуэль
И Маяковский лег виском на дуло.
Задержимся на цифре 37! Коварен Бог —
Ребром вопрос поставлен: или-или!
На этом рубеже легли и Байрон, и Рембо, —
А нынешние — как-то проскочили».

Впрочем, негромко по-прежнему играл магнитофон, откуда доносился уже голос Высоцкого:

«Почему все не так? Вроде — все как всегда:
То же небо — опять голубое,
Тот же лес, тот же воздух и та же вода…
Только он не вернулся из боя».

Дверь в ординаторскую открылась без стука, заглянуло встревоженное лицо дежурной медсестры:

— Иван Владимирович! Там раненого привезли, просили подойти в приемную комнату. Говорят, очень тяжелый.

4

На лице начальника отделения не дрогнул ни один мускул, только взгляд стал отрешенным. Заметно заикаясь, он сказал:

— Э-э-э, так сказать, А-александр, идешь сейчас в приемную комнату, э-э-э, осматриваешь раненого на предмет с-с-срочности операции, докладываешь мне. Усек? В общем и целом, м-м-может быть и без меня справитесь, сейчас и Михаил Васильевич вернется. — Он присел у стола в снятом с одного плеча белом халате, — а я пока п-п-погожу уходить.

Невский кивнул и стремительно вышел за дверь. Хирургическое отделение, как и некоторые другие, размещалось в большом растянутом и изогнутом капитальном здании с толстенными стенами. Само здание размещалось в непосредственной близости от аэропорта Ариана. Даже в самую большую жару на улице, здесь, в помещении, было прохладно. Другие отделения располагались в палаточном городке. Под приемное отделение было приспособлено несколько комнат в другом конце здания, за углом. Быстрым шагом туда можно добраться за пару минут. Впрочем, при массовом поступлении, раненых заносили в хирургию непосредственно через запасную дверь, а оттуда развозили в две операционные (одна большая — на два операционных стола) и в перевязочные («чистую» и «грязную», там тоже можно было оперировать). Помещений хватало, сложнее было с «оперирующими руками». На период больших войсковых операций присылалось подкрепление из Кабула, из соседних госпиталей, из Ташкента, даже приезжали хирурги из Военно-Медицинской Академии в Ленинграде. Однако сейчас считался период «относительного затишья».