— Я тоже первые дни мучился, потом привык, — обронил самый старший по возрасту и званию, до сих пор молчавший («Подполковник, летчик, кажется, он назвался Николаем Николаевичем», — вспомнил Невский) офицер, — уже третью неделю так питаюсь. Врачи говорят, нам, тифозникам, вредна соль. Если поймают с солью, могут и за нарушение режима выписать.
— Кошмар! Я здесь ноги протяну если не от тифа, то от голода. Хотя сейчас и есть не хочется. Могу всю свою порцию уступить, есть желающие?
Все за столом покачали головами. Невский выпил компот, съел сухофрукты. Забрал теперь уже свою кружку и ложку. Полные свои тарелки убрал в отдел грязной посуды. Солдат, принявший их, совершенно не удивился. Впрочем, многие сдавали такие же.
Он вернулся первым в палату, лег на свою крайнюю кровать поверх одеяла. Попытался уснуть. Думать ни о чем не хотелось, голова «гудела», температура опять нарастала. Не заметно для себя, Александр задремал.
Вскоре сквозь чуткий сон он услышал странный звук, вырываясь из полудремы, понял, что это плач. Невский открыл глаза и с изумлением уставился на своего ревущего соседа. Да, Алексей сидел на своей кровати и обливался слезам, размазывая их по веснушчатым щекам.
— Что случилось? — Невский подскочил к Никонову, но тот лишь промычал в ответ, лицо его исказилось гримасой боли.
— Он каждый раз так свои лекарства от малярии пьет. Совершенно не умеет их глотать, только жевать вынужден. Я этот ужас уже 2-ю неделю наблюдаю, — пояснил Дима Хорошилов, гигант прапорщик, старшина разведроты.
— Ты не умеешь глотать таблетки? — искренне изумился Александр. — Тебе, наверное, делагил назначили. Но это же страшно горькое лекарство, его специально в защитной оболочке выпускают, растворяется в желудке только — так защищают от горечи. Радуйся, что уже не лечат хинином или акрихином — ты бы кричал от горечи на пять верст вокруг. Обещаю взяться за твое обучение. Что же мама тебя не «натаскала» в детстве?
— Вот я и мучаюсь из-за мамы. Она с детства учила только жевать таблетки, мол, так лучше всасываться будут. Я от этой горечи во рту последние дни никак не могу избавиться. Все подсмеиваются надо мной, а я, правда, не могу глотать. Научи, Саня, будь другом!
— Да, твоя мама явно не знала, что заболеешь малярией, простим ее. Научу тебя этой «премудрости». Можно начать с леденцов, есть у кого-нибудь? — обратился врач к товарищам по несчастью.
Виктор без слов заглянул в тумбочку и достал пакетик мелких конфет: «Вот взял с собой, хочу бросать курить, полезная замена». Он разорвал пакет и протянул горсточку Никонову. Тот, продолжая «передергиваться» лицом и всхлипывая, передал разноцветные леденцы Невскому.
Обучение началось. Леша действительно долго не мог освоить элементарный прием глотания. Но на втором десятке дело пошло лучше. Наконец, он победно продемонстрировал «полноценный акт глотания». Все в палате даже зааплодировали, слабые улыбки появились на лицах обитателей палаты N7. Этот урок «по глотанию» смог хоть немного отвлечь от своих невеселых дум и болей.
Вечером после ужина, на который Невский даже не пошел — сильно разболелась голова, дежурная медсестра раздала всем градусники. За весь день никто из врачей даже не заглянул в палату. Если такое отношение к офицерам, то, как с солдатами обстоит? — размышлял Саша.
— Слышь, ребята, а когда лечить-то начнут? Я смотрю, только трое что-то получают, остальные — «дырку от бублика».
— Ты, Санек, еще долго будешь один градусник получать на лечение. Пока не будут готовы анализы. Хорошо, если сразу получится, а-то вон капитаны наши уже 2-й раз сдают, а Серега Бабенко уже 3-й раз вчера сдавал, так? — проговорил подполковник Якушев, обращаясь к молчаливому лейтенанту, командиру взвода ДШБ(десантно-штурмовой батальон). Тот кивнул головой и повернулся на другой бок, укрываясь с головой одеялом.
— Делаааа, — протянул Невский. — Так ведь и до осложнений не далеко дотянуть. Видел я таких несчастных. Ну, если клиника ясна, чего они не начинают лечение? Кошмар какой-то!
— Наша докторша объясняла, что без результатов анализов боится ошибиться в диагнозе, много схожей заразы здесь в стране бывает, приходится терпеть, — впервые вступил в разговор смуглый, с восточным разрезом глаз, худощавый капитан Гареев, командир 2 мотострелковой роты из бригады. Невский вспомнил, что уже пришлось знакомиться с Салаватом, когда он приходил проведать своего раненого товарища в Медроту пару месяцев назад.
— Я знаю, Салават, что важно правильно поставить диагноз сразу, после лечения антибиотиками это будет труднее сделать, но убейте меня, если я «врубаюсь» в эту систему лечения! Почему приходиться помногу раз пересдавать анализы? Это уже чистой воды бардак, так ведь?
Гареев махнул неопределенно рукой, остальные промолчали. Вскоре вернулась дежурная медсестра Зина, тоненькая блондинка с большими голубыми глазами. Она собирала градусники, объявляя каждому результат. Меньше 38 градусов не звучало, Невскому она объявила: 39,5. Он и сам чувствовал, что жар растет…