Афганская война глазами военного хирурга

Невский с интересом слушал Сергея, удивлялся широте его познаний.

— Чем ты думаешь заняться после армии, если не будешь дальше служить? — Спросил Никонов, тоже с интересом слушавший разговор.

— Не знаю, Леха, еще не думал. Возможно, буду поступать в аспирантуру, хочу всерьез заняться русской историей. А сейчас я хотел бы заняться сном, устал сегодня здорово. Вскоре он уснул, как и многие в палате.

От приступов сухого кашля Невскому назначили банки, на ночь он получил первую процедуру. Действительно, стало легче. Ночь прошла спокойно.

11

Последний день старого года начался, по уже заведенной традиции, с песни «Миллион алых роз». Под нее и просыпались в основном обитатели палаты. Виктор, как только открывал глаза, нажимал на клавишу магнитофона. С утра слышались шутки, все настраивались на праздничное, новогоднее настроение.

— Здравствуйте, мальчики! С наступающим Новым годом всех поздравляю! Главное, чтобы все скорее поправились, больше не попадали к нам, вернулись домой к своим женам и детям! — в палату влетела улыбающаяся сестра Зина, накрашенная больше обычного, голубые глаза так и светились радостью. Ее ослепительно белый халат был украшен разноцветным бантом из елочной мишуры. — Берите градусники и не смейте нагревать большую температуру!

— Зиночка, а мы здесь все холостые — не женатые. Вы сами, где будете встречать? Мы вас к себе приглашаем! — «хищно» улыбаясь, проговорил красавчик Юрий Исаков. Тонкие черты лица, черные волосы, шикарные усы, но главным его «оружием соблазнения» были ресницы: невероятно длинные и густые, они, как крылья бабочки, порхали над его карими глазами. Редкой женщине удавалось, наверное, устоять под таким взглядом. Сколько их пало на его пути — одному Богу известно.

Медсестричка сразу смутилась от его взгляда, густо покраснела:

— Я вечером сменяюсь, буду с подругами в общежитии отмечать. — Она молча раздала градусники, стараясь больше не смотреть на Исакова. Вышла поспешно за дверь.

— Юрка, кончай девок смущать своими ресницами! — коротко рассмеявшись, произнес Салават. — Взял бы, да подарил этакое добро кому-нибудь, осчастливил человека. Мужику такие не нужны, а для женщин — это клад.

— Вот я и осчастливил свою жену, она мне дочку родила. Ей 13 лет уже, а ресницы у нее мои! Эх, мужики! Дочь- это величайшее в мире сокровище! Говорю вам, как любящий отец. У кого еще дочки есть?

Якушев и Невский подняли руки, дружно кивая головой на слова о сокровище.

— А я думаю, что важнее иметь сына-наследника. Так ведь, Димка и Витька? — уселся на кровати Салават, обращаясь к прапорщикам.

Те подтвердили. Долго еще не утихал спор в палате, пока его не оборвал Серега Бабенко:

— Лучше всего иметь сына и дочь! В моей семье так и будет, — он стукнул кулаком по тумбочке, словно споря с кем-то. Все засмеялись.

Вернулась сосредоточенная Зина, прошла сразу к Невскому, посмотрела его градусник-38, потом прошептала на ухо: «Вас срочно просит прийти Любовь Максимовна, там больной умирает». Невский подскочил на кровати и стал быстро одеваться, долго не мог попасть в рукава куртки. Офицеры начали шутить о назначенном ему Зиночкой свидании, но он уже никого не слушал. Выбежал в коридор и помчался к памятной палате.

У входа стояла бледная, трясущаяся Мазуревич.

— Сашенька, спасай парня, а-то у меня будут большие неприятности, — сразу бросилась она навстречу, протягивая белый халат, шапочку и белую марлевую повязку, помогая их надеть.

— Почему так долго тянула с операцией? — Невский даже не заметил, как перешел на «ты».

— Все ведь вроде хорошо пошло после введения противодифтерийной сыворотки, ему стало сразу легче. А сегодня утром… Я уже послала за хирургами в госпиталь, но пока они приедут…

— А повторно вводила сыворотку? При таких тяжелых случаях надо первые 2 суток вводить каждые 12 часов! Ты же инфекционист, почему я должен тебя учить?! — Невский почувствовал, как поднимается волна ярости в его душе.

— Я забылааа, — захныкала докторша, размазывая слезы по щекам.

— Ну, ты и сука, — пробормотал Александр, открывая дверь в палату.

Процедурная сестра Галина хлопотала у тела больного, а точнее — умирающего. Крайняя степень синюшности бросалась в глаза сразу, причем цианоз был не только на лице, но и на сложенных на груди худых руках. Редкое затрудненное дыхание, заострившиеся черты лица, полный безразличия взгляд. Скорей всего он уже никого не видел.

— Слава! — позвал его Невский, сразу вспомнив имя. Никакой реакции. — Так, срочно мне набор для трахеотомии сюда! Пригласите еще помощников! Давайте мне йод и спирт для экстренней обработки рук и стерильные перчатки. — Невский приказал себе успокоиться и приниматься за спасение жизни, теперь все зависело от него. Мазуревич выбежала из палаты, а Галина, сразу надев хирургическую повязку, принялась деловито открывать шкафы, доставая все необходимое.